>:C
Название: Достичь желаемого
Автор: Жириновский
Рейтинг: NC-17
Фандом: Mozart, l'opéra rock
Персонажи: Микеле, Флоран
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма
Предупреждение: OOC, Изнасилование
От автора: Плохо, конечно, когда твой лучший друг тебя полюбил... Но еще хуже, когда твой лучший друг охренел.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия
Посвящение: Рыбе моей мечты.
Статус: не закончен
Часть 2
Репетиция затягивалась, раздражая регулярными криками Дова и собственными промахами.
- Сосредоточься и давай с начала.
Смахнув с лица тень раздражения, итальянец снова и снова выскакивал из-за кулис, неправдоподобно изображая радость. Чертов Сальери решил отсидеться дома, ссылаясь на неведомую болезнь, отчего-то назвав ее простудой, и это бесило больше всего.
- Начальство сегодня не в духе, - проговорила стоявшая в стороне Маэва.
- Да и Моцарт тоже, - задумчиво вторила ей Мелисса, внимательно следя за скачущим по сцене актером.
Мучения окончились, когда Дов, не выдержав, разогнал всех прочь. Тусклая гримерная, заваленная хаотично разбросанными вещами, встретила светом желтой лампочки, страдающей от нервного тика. На глаза попался жадно сосущий электричество мобильный.
- Привет, Фло, ты там как?
«Нормально». Да неужели?
- Маэва сказала, ты заболел, все в порядке?
«Простуда». Теперь это так называется…
- А… Паршиво… Ладно, отдыхай, я на днях заскочу. До встречи.
«Ладно».
До чего глупый разговор.
И до чего спокойный голос, негромкий, размеренный, словно все и вправду было в порядке. Неприятно кольнуло в груди.
Микеле спрятал телефон в карман, на мгновение замер и, тотчас крутанувшись на пятках, с размаху пнул первый попавшийся предмет. Гитара в темном чехле пролетела несколько метров и врезалась в стену, обиженно бряцнув. Этот звук, жалобный и приглушенный, немного успокоил.
Итальянец осторожно поднял инструмент, проверяя его сохранность. Гитара Флорана. Микеле подтянул сбившиеся в результате удара колки, настраивая звук, взял пару аккордов. Пальцы мягко спустились от грифа к лакированной талии, и так же легко проснулась улыбка на губах.
Вот и нашелся идеальный повод зайти к подхватившему вымышленную простуду лжецу. Быстро собраться, быстро выскочить вон, на улицу, где дорога сама прокладывала привычный путь.
Уверенная в себе радость начала было заглушать собой все переживания, но внезапно оступилась, замялась, начав пятиться под напором всеобъемлющего беспокойства. Едва появившись, оно хватало за горло, душило, нашептывая неудачи и сводя на нет всю смелость. Что если он догадался? Что если сейчас проклинает за все? Прохладный воздух забрался под куртку, обнял поясницу, замедлился шаг. Ветер доносил несильный запах весны.
Гитара оттягивала плечо, впиваясь широкой лямкой. Слабость разом навалилась на мышцы, остановив на полпути, и развернула, заставляя волочить ноги по серому тротуару в обратном направлении. Микеле старательно гнал все свои опасения прочь, яростно надеясь на лучшее и успокаивая себя нелепыми отговорками. Как можно быть таким трусом? «А как можно поиметь лучшего друга?» - эхом отозвалось в голове, разом сведя на нет все доводы и объяснения.
Домой, скорее. Квартира манила иллюзией защищенности, где можно было скрыться от всех проблем и от себя самого, лишь плотнее закрыв дверь. Но страх пиявками вцепился в голову, преследуя повсюду, не упуская свою жертву из вида и играя с ней, как с тряпичной куклой.
Ночь наваливалась чередующимися пятнами прямых фонарей на асфальте, черпающих энергию из-под бетона. Их круглые глаза следили за каждым шагом, отмечая и запоминая малейшую деталь. Под этими взглядами хотелось уменьшиться втрое, слиться с толпой, забиться в темный угол и ждать утра, когда высокие лампы наконец отвлекутся и заснут до самого вечера.
Но лямка все так же оттягивала плечо, гоня вперед и напоминая о неизбежности одной из самых тяжелых встреч.
Звякнула связка ключей, возмутился привередливый замок, скинута обувь, сброшена одежда, гитара отставлена в угол, подальше с глаз. Микеле упал в кресло, махнув выключателю, послушно залившему комнату мягким светом.
Голова раскалывалась, не желая думать ни о чем. Стало душно, пришлось заставить себя стянуть свитер и расстегнуть мелкие пуговицы тесной рубашки.
Жарко, организм требовал воздуха, хотелось пить, и не было нужды ограничиваться какими-либо рамками. Открыв окно, Локонте окинул взглядом полутемную комнату, ища себе развлечение. Жажда ненавязчиво напомнила о своем существовании, и вскоре зашелестела обертка извлеченной из глубин шкафов бутыли. Терпкое и теплое, вино обожгло глотку, согревая пустой желудок, и, всосавшись в кровь, дарило блаженную легкость.
Итальянец вернулся в кресло, на ходу залпом опустошая второй стакан. Оставленная на полу сумка попалась под ноги, отчего Микеле, поперхнувшись, закашлялся, но после невесело ухмыльнулся и достал из бокового кармана небольшого формата книгу. Ничем не примечательная, она была из разряда того дешевого пойла, которым обычно пичкают одиноких женщин привокзальные лотки. Но не столь важен был сам роман - Локонте перебрал страницы и извлек не самую старую фотографию, сделанную не более полугода назад, небрежно отбросив ни разу не читаную книгу прочь.
Время медленно текло, никуда не торопясь, и лишь изредка передвигало узкие стрелки часов. Блестящая карточка вертелась в пальцах, играя с освещением.
«Все из-за тебя», - слишком резко прозвучал голос, прорезав ничем не нарушаемую тишину. Со снимка безучастно смотрел счастливо улыбающийся Флоран. Как же долго итальянец гонялся за ним с камерой, чтобы поймать такой кадр: открытое лицо, голый торс, зажатый в руках гриф гитары. И единственная подобная фотография принадлежала именно ему, Микеле, который смотрел на нее со смесью злой обиды и необузданным влечением, что начало постепенно оплетать каждый нерв.
Вино ударило в голову, рикошетом отдавшись и в тело. Взгляд цеплялся за столь вожделенные черты лица, карие глаза, сползая по шее, ключицам, животу, создавая в воображении идеальный образ. Проклятая фотография, проклятый француз!
Локонте хотел его, немедленно, до отвращения ясно осознавая невозможность подобного. Яростно отброшенный снимок несколько раз перекрутился в воздухе и замер на ковре. Из горла вырвалось сиплое дыхание, упорно отводимый взгляд все равно алчно хватался за фото, грудь начала вздыматься все чаще, подчиненная бешеному ритму сердца. Эти плечи, эти волосы, эти губы – они раздразнивали и без того беснующееся желание.
Оно заглатывало все, до чего могло дотянуться: здравый смысл, совесть, стыд. Разум больше не имел никакой власти над распаленным телом, жаждущим примитивного, физического проявления своей любви. Микеле трясло. Он схватился за пояс, с трудом справляясь с упрямой пряжкой, которая сдалась лишь после нескольких рывков. Пальцы проникли под белье - и тотчас волна наслаждения пронеслась от бедер до затылка и скрылась в волосах запрокинувшейся головы.
Терпения хватило лишь для того, чтобы избавиться от брюк и белья. Кровь стучала в висках, горело лицо. Мужчина встал на колени, одной рукой упершись в пол, а другой лаская себя. Лежащая на полу фотография казалась прямо перед глазами.
«Это ты виноват, ты причина всему», - процедил сквозь зубы Локонте, чувствуя пульсацию собственного члена, крепко сжатого в пустом стремлении сдержать нарастающее желание. Оно огнем металось по венам, вгрызалось в мясо и сжигало сердце. Поддаться ему, сгореть дотла, преклонившись под давлением той агонии, что разрывала органы изнутри.
Движения ускорялись, становились резче, болезненнее, то замедлялись, давили на возбужденный орган. С губ срывалось одно единственное имя, прерываемое либо отчетливым вздохом, либо сдавленным хрипом. Микеле извивался, ловя ртом воздух, драл ногтями ковер, косясь на столь ненавистную фотографию. Воображение издевалось, не позволяя остановиться ни на секунду. Оно снова и снова вырисовывало образ связанного, беспомощного, но полностью зависимого француза, дрожащего и стонущего от любого прикосновения.
Итальянец выгнулся, закусывая губу. Рубашка прилипала к горячей спине, капля пота скатилась от линии волос к скуле.
И вот он – предел, столь желаемый и сильный, выпустивший всю ту страсть, что концентрировалась внутри. Микеле глубоко и часто дышал и, кончив, измождено рухнул на бок, все медленнее и медленнее двигая ладонью.
Фотография равнодушно валялась неподалеку, итальянец свободной рукой притянул ее к себе, осторожно гладя блестящую поверхность, оберегая свое сокровище.
«Что же я делаю? Когда опустился настолько низко, чтобы…» Локонте застонал от отвращения к самому себе, вцепился зубами в кулак, сипло и надрывно дыша. Слабая и позорная зависимость камнем давила на душу, тянула на самое дно. С каких пор терять над собой контроль стало так просто?
Взвизгнул хромированный кран, зашипела вода. Микеле навис над ванной, без сил упав на колени и подставляя голову на расправу хлестким струям, с силой срывающимся вниз. Желать собственного друга, самого близкого и верного, доводить себя до крайности. Мужчина стянул с себя влажную рубашку и залез в медленно наполняющуюся ванну, где перекатился на спину, упираясь ногами в стену. Капли ощутимо били в живот, неспешно затапливая его.
«Флоран, прости меня».
Пар плясал рваными клубами, заволакивая зеркала.
«Я не могу иначе, Фло».
Непрекращающийся плеск становился все глубже.
«Прошу, пойми меня».
Когда вода достигла подбородка, Микеле сел, глядя прямо перед собой.
Сознание показывало идиллию: вот он подходит, приглаживает свои длинные черные волосы, и кладет руку на плечо, подбадривая. Ему неловко, но он улыбается, искренне и ласково, как лишь один он умеет, не осуждая и не требуя извинений. Этот до боли нереальный образ настолько четко вспыхнул в мозгу, что знакомое и уже проклинаемое чувство острым лезвием пересекло мышцы. Жар подкатил к животу, быстро опускаясь ниже. Микеле взвыл, зло и обреченно, желая провалиться сквозь землю. Ладони опять скользнули к паху в стремлении как можно скорее избавить тело от ненавистного напряжения.
Автор: Жириновский
Рейтинг: NC-17
Фандом: Mozart, l'opéra rock
Персонажи: Микеле, Флоран
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма
Предупреждение: OOC, Изнасилование
От автора: Плохо, конечно, когда твой лучший друг тебя полюбил... Но еще хуже, когда твой лучший друг охренел.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия
Посвящение: Рыбе моей мечты.
Статус: не закончен
Часть 2
Репетиция затягивалась, раздражая регулярными криками Дова и собственными промахами.
- Сосредоточься и давай с начала.
Смахнув с лица тень раздражения, итальянец снова и снова выскакивал из-за кулис, неправдоподобно изображая радость. Чертов Сальери решил отсидеться дома, ссылаясь на неведомую болезнь, отчего-то назвав ее простудой, и это бесило больше всего.
- Начальство сегодня не в духе, - проговорила стоявшая в стороне Маэва.
- Да и Моцарт тоже, - задумчиво вторила ей Мелисса, внимательно следя за скачущим по сцене актером.
Мучения окончились, когда Дов, не выдержав, разогнал всех прочь. Тусклая гримерная, заваленная хаотично разбросанными вещами, встретила светом желтой лампочки, страдающей от нервного тика. На глаза попался жадно сосущий электричество мобильный.
- Привет, Фло, ты там как?
«Нормально». Да неужели?
- Маэва сказала, ты заболел, все в порядке?
«Простуда». Теперь это так называется…
- А… Паршиво… Ладно, отдыхай, я на днях заскочу. До встречи.
«Ладно».
До чего глупый разговор.
И до чего спокойный голос, негромкий, размеренный, словно все и вправду было в порядке. Неприятно кольнуло в груди.
Микеле спрятал телефон в карман, на мгновение замер и, тотчас крутанувшись на пятках, с размаху пнул первый попавшийся предмет. Гитара в темном чехле пролетела несколько метров и врезалась в стену, обиженно бряцнув. Этот звук, жалобный и приглушенный, немного успокоил.
Итальянец осторожно поднял инструмент, проверяя его сохранность. Гитара Флорана. Микеле подтянул сбившиеся в результате удара колки, настраивая звук, взял пару аккордов. Пальцы мягко спустились от грифа к лакированной талии, и так же легко проснулась улыбка на губах.
Вот и нашелся идеальный повод зайти к подхватившему вымышленную простуду лжецу. Быстро собраться, быстро выскочить вон, на улицу, где дорога сама прокладывала привычный путь.
Уверенная в себе радость начала было заглушать собой все переживания, но внезапно оступилась, замялась, начав пятиться под напором всеобъемлющего беспокойства. Едва появившись, оно хватало за горло, душило, нашептывая неудачи и сводя на нет всю смелость. Что если он догадался? Что если сейчас проклинает за все? Прохладный воздух забрался под куртку, обнял поясницу, замедлился шаг. Ветер доносил несильный запах весны.
Гитара оттягивала плечо, впиваясь широкой лямкой. Слабость разом навалилась на мышцы, остановив на полпути, и развернула, заставляя волочить ноги по серому тротуару в обратном направлении. Микеле старательно гнал все свои опасения прочь, яростно надеясь на лучшее и успокаивая себя нелепыми отговорками. Как можно быть таким трусом? «А как можно поиметь лучшего друга?» - эхом отозвалось в голове, разом сведя на нет все доводы и объяснения.
Домой, скорее. Квартира манила иллюзией защищенности, где можно было скрыться от всех проблем и от себя самого, лишь плотнее закрыв дверь. Но страх пиявками вцепился в голову, преследуя повсюду, не упуская свою жертву из вида и играя с ней, как с тряпичной куклой.
Ночь наваливалась чередующимися пятнами прямых фонарей на асфальте, черпающих энергию из-под бетона. Их круглые глаза следили за каждым шагом, отмечая и запоминая малейшую деталь. Под этими взглядами хотелось уменьшиться втрое, слиться с толпой, забиться в темный угол и ждать утра, когда высокие лампы наконец отвлекутся и заснут до самого вечера.
Но лямка все так же оттягивала плечо, гоня вперед и напоминая о неизбежности одной из самых тяжелых встреч.
Звякнула связка ключей, возмутился привередливый замок, скинута обувь, сброшена одежда, гитара отставлена в угол, подальше с глаз. Микеле упал в кресло, махнув выключателю, послушно залившему комнату мягким светом.
Голова раскалывалась, не желая думать ни о чем. Стало душно, пришлось заставить себя стянуть свитер и расстегнуть мелкие пуговицы тесной рубашки.
Жарко, организм требовал воздуха, хотелось пить, и не было нужды ограничиваться какими-либо рамками. Открыв окно, Локонте окинул взглядом полутемную комнату, ища себе развлечение. Жажда ненавязчиво напомнила о своем существовании, и вскоре зашелестела обертка извлеченной из глубин шкафов бутыли. Терпкое и теплое, вино обожгло глотку, согревая пустой желудок, и, всосавшись в кровь, дарило блаженную легкость.
Итальянец вернулся в кресло, на ходу залпом опустошая второй стакан. Оставленная на полу сумка попалась под ноги, отчего Микеле, поперхнувшись, закашлялся, но после невесело ухмыльнулся и достал из бокового кармана небольшого формата книгу. Ничем не примечательная, она была из разряда того дешевого пойла, которым обычно пичкают одиноких женщин привокзальные лотки. Но не столь важен был сам роман - Локонте перебрал страницы и извлек не самую старую фотографию, сделанную не более полугода назад, небрежно отбросив ни разу не читаную книгу прочь.
Время медленно текло, никуда не торопясь, и лишь изредка передвигало узкие стрелки часов. Блестящая карточка вертелась в пальцах, играя с освещением.
«Все из-за тебя», - слишком резко прозвучал голос, прорезав ничем не нарушаемую тишину. Со снимка безучастно смотрел счастливо улыбающийся Флоран. Как же долго итальянец гонялся за ним с камерой, чтобы поймать такой кадр: открытое лицо, голый торс, зажатый в руках гриф гитары. И единственная подобная фотография принадлежала именно ему, Микеле, который смотрел на нее со смесью злой обиды и необузданным влечением, что начало постепенно оплетать каждый нерв.
Вино ударило в голову, рикошетом отдавшись и в тело. Взгляд цеплялся за столь вожделенные черты лица, карие глаза, сползая по шее, ключицам, животу, создавая в воображении идеальный образ. Проклятая фотография, проклятый француз!
Локонте хотел его, немедленно, до отвращения ясно осознавая невозможность подобного. Яростно отброшенный снимок несколько раз перекрутился в воздухе и замер на ковре. Из горла вырвалось сиплое дыхание, упорно отводимый взгляд все равно алчно хватался за фото, грудь начала вздыматься все чаще, подчиненная бешеному ритму сердца. Эти плечи, эти волосы, эти губы – они раздразнивали и без того беснующееся желание.
Оно заглатывало все, до чего могло дотянуться: здравый смысл, совесть, стыд. Разум больше не имел никакой власти над распаленным телом, жаждущим примитивного, физического проявления своей любви. Микеле трясло. Он схватился за пояс, с трудом справляясь с упрямой пряжкой, которая сдалась лишь после нескольких рывков. Пальцы проникли под белье - и тотчас волна наслаждения пронеслась от бедер до затылка и скрылась в волосах запрокинувшейся головы.
Терпения хватило лишь для того, чтобы избавиться от брюк и белья. Кровь стучала в висках, горело лицо. Мужчина встал на колени, одной рукой упершись в пол, а другой лаская себя. Лежащая на полу фотография казалась прямо перед глазами.
«Это ты виноват, ты причина всему», - процедил сквозь зубы Локонте, чувствуя пульсацию собственного члена, крепко сжатого в пустом стремлении сдержать нарастающее желание. Оно огнем металось по венам, вгрызалось в мясо и сжигало сердце. Поддаться ему, сгореть дотла, преклонившись под давлением той агонии, что разрывала органы изнутри.
Движения ускорялись, становились резче, болезненнее, то замедлялись, давили на возбужденный орган. С губ срывалось одно единственное имя, прерываемое либо отчетливым вздохом, либо сдавленным хрипом. Микеле извивался, ловя ртом воздух, драл ногтями ковер, косясь на столь ненавистную фотографию. Воображение издевалось, не позволяя остановиться ни на секунду. Оно снова и снова вырисовывало образ связанного, беспомощного, но полностью зависимого француза, дрожащего и стонущего от любого прикосновения.
Итальянец выгнулся, закусывая губу. Рубашка прилипала к горячей спине, капля пота скатилась от линии волос к скуле.
И вот он – предел, столь желаемый и сильный, выпустивший всю ту страсть, что концентрировалась внутри. Микеле глубоко и часто дышал и, кончив, измождено рухнул на бок, все медленнее и медленнее двигая ладонью.
Фотография равнодушно валялась неподалеку, итальянец свободной рукой притянул ее к себе, осторожно гладя блестящую поверхность, оберегая свое сокровище.
«Что же я делаю? Когда опустился настолько низко, чтобы…» Локонте застонал от отвращения к самому себе, вцепился зубами в кулак, сипло и надрывно дыша. Слабая и позорная зависимость камнем давила на душу, тянула на самое дно. С каких пор терять над собой контроль стало так просто?
Взвизгнул хромированный кран, зашипела вода. Микеле навис над ванной, без сил упав на колени и подставляя голову на расправу хлестким струям, с силой срывающимся вниз. Желать собственного друга, самого близкого и верного, доводить себя до крайности. Мужчина стянул с себя влажную рубашку и залез в медленно наполняющуюся ванну, где перекатился на спину, упираясь ногами в стену. Капли ощутимо били в живот, неспешно затапливая его.
«Флоран, прости меня».
Пар плясал рваными клубами, заволакивая зеркала.
«Я не могу иначе, Фло».
Непрекращающийся плеск становился все глубже.
«Прошу, пойми меня».
Когда вода достигла подбородка, Микеле сел, глядя прямо перед собой.
Сознание показывало идиллию: вот он подходит, приглаживает свои длинные черные волосы, и кладет руку на плечо, подбадривая. Ему неловко, но он улыбается, искренне и ласково, как лишь один он умеет, не осуждая и не требуя извинений. Этот до боли нереальный образ настолько четко вспыхнул в мозгу, что знакомое и уже проклинаемое чувство острым лезвием пересекло мышцы. Жар подкатил к животу, быстро опускаясь ниже. Микеле взвыл, зло и обреченно, желая провалиться сквозь землю. Ладони опять скользнули к паху в стремлении как можно скорее избавить тело от ненавистного напряжения.
@темы: Mikelangelo Loconte, Florent Mothe, Фанфикшн