Герои: Микеле
Название: "Похищение"
Соавтор - Foxxy (за ее помощь в написании продолжения этого фанфика хочу выразить особую благодарность)
Жанр: гет /ангст с элементами романса и экшена
Размер: миди
Рейтинг: PG-15
Саммари: отражено в названии.
Дисклаймер: никто и ничто не мое
Предупреждения: ООС, присутствуют сцены насилия.
Статус: продолжение пишется
Часть 5
читать дальшеНе говоря ни слова она кладет руку в карман, достает из него плоский предмет. Щелчок - свет отражается от стального лезвия. Оживает страх и змейкой проползает по позвоночнику.
- Зачем он тебе? - его голос слегка дрожит.
Она молча качает головой, кривит губы в иронической усмешке. Медленно заходит ему за спину, запускает руку под футболку. Микеле вздрагивает, чувствуя как касается кожи холодный метал.
- Это и есть твое "приминение силы"? Вся твоя сила в оружии?
- Ты предпочел бы другой способ? Назови - я тут же удовлетворю твое желание.
Плоская сторона лезвия скользит по спине, доходит до пояса. Вслед за ним по спине катится капля холодного пота. Страшно. Но она не станет его убивать. В этом нет смысла.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Она слегка задирает ему футболку. На секунду замирает – хочется не пытать, а целовать. Погладить рукой, дотронутся губами, Вдохнуть аромат его кожи, почувствовать ее тепло и мягкость. Желание прижаться к нему почти непреодолимо. Ее губы кривятся в горькой усмешке – не поймет. Оттолкнет. Нет, оттолкнуть не сможет, он же связан. Скорее, посмеется. Снова начнет язвить и насмехаться. А еще хуже – почувствует ее слабость. И свое превосходство. К дьяволу! Она не позволит. Никому больше этого не позволит.
Она поворачивает нож острым концом, снова ведет им по спине. Кончик слегка царапает кожу.
- Ты когда-нибудь замечал, как совершенна сталь клинка - холодна, прозрачна, чиста? - Мия нарочито растягивает слова, будто размышляя, - Она очищает нас от всего лживого и наносного...
Это - только игра. Пока только игра.
-Как высокопарно и патетично. Я аплодирую. Значит, твоя сила только в оружии. У тебя у самой ничего нет. Ты – пустышка. У тебя самой нет ни силы, ни воли, ни чувств. Ты хотела подчинить меня? Смешно. Ведь подчиняться нечему…
- Зато ты полон положительных качеств . Благороден, бескорыстен, честен, талантлив, - срывается она на его же тон, - Рыцарь без страха и упрека. Ни капли сомнения, ни единого пятнышка в биографии, ни единой порочной мысли. А если копнуть поглубже?
Кончик ножа снова упирается в лопатку. Он инстинктивно выгибает спину, морщится от ноющей боли в плечах.
- Ты только этим и занимаешься – рассказываешь обо мне, копаешься в моей жизни. То, что ты еще достанешь из корзины с грязным бельем не изменит твоей сути. Ты выглядишь жалкой с этим ножом.
- Прям –таки и жалкой? Давай посмотрим как будешь выглядеть ты? Тебе нравится рисовать цветы, Микеле? На твои автографах всегда нарисовано два-три цветка. Очень мило и девочки так от них без ума…Мне тоже очень хочет оставить тебе что-то на память. Ты не против? Не отвечай. Я нарисую тебе звездочку – цветы получаются у меня не очень хорошо.
Она надавливает сильнее, проводит острием ножа короткую линию наискосок. Он чувствует, как по спине начинают медленно сползать капли крови.
Это почти не больно. Боль придет чуть позже. Пока есть время. Совсем мало времени. Еще секунда. Он почти до крови закусывает губу. О боже...
- Тебе нравится то, что ты делаешь? - надо продолжать говорить, чтобы отвлечься...и отвлечь ее...
- Ты про узор? Первая линия получилась неплохо. Нужно добавить вторую.
Кончик ножа прочерчивает короткую линию в другом направлении.
Он пытается отстранится, и тут же слабо вскрикивает. Боль в плечах отодвигает боль от пореза. Сколько он может вытерпеть? Совсем немного. Сильнее всего хочется не освободится, не убежать, не подчиниться. Хочется потерять сознание, чтобы не видеть больше этих стен, не видеть ее фигуру. Чтобы больше ничего не чувствовать.
- Значит тебе нравится, что ты делаешь? Что ты еще нарисуешь? И что это тебе даст? Хочешь, чтобы я испытал ту же боль, что и ты когда-то? - выдавливает он из себя.
«Да» - хочется крикнуть ему в лицо. - Тысячу раз «да». Чтобы ты страдал также как я» Но она молчит.
Кончик ножа снова царапает кожу на лопатке. Он зажмуривается, готовясь к новому витку боли. Но ее нет. Нож снова скользит плоской стороной вдоль позвоночника, останавливается на поясе. Она отпускает его футболку, которая тут же пропитывается кровью, потом медленно обходит его, ведя нож плоской стороной, замирает напротив него. Неторопливо поднимает вверх руку с зажатым в ней ножом.
Как в замедленной съемке он видит, как окровавленный кончик ножа оказывается напротив его правого глаза. Ближе. Еще ближе. Слегка касается кожи под глазом. Пауза. Как будто кто-то нажал соответствующую клавишу в компьютерной игре. Две фигуры замирают одна напротив другой. Одно ее едва заметное усилие, одно ее неверное движение.
Микеле ловит ее взгляд и ему почему-то кажется, что он смотрит в детский калейдоскоп: взмах ресниц – наслаждение, еще взмах – горечь, и еще – мука, и еще – торжество. Клик. Клик. Клик.
Психопатка. Господи, как можно предугадать действия сумасшедшей. Он устал уже бродить в этих потемках. Должно же быть у нее слабое место. Должно. Хочется отдернуть голову. Нет, он должен смотреть ей в глаза.
- Нет. Ты ничего не можешь дать мне взамен. Ты уже пробовала купить, украсть, теперь хочешь уничтожить. Ты сказала, что знаешь многое о боли. Тогда ты должна знать, что не получишь то, чего добиваешься таким способом. Я устал от тебя, ты выглядишь просто нелепо.
Он слишком устал, чтобы бояться. Слишком устал, чтобы продолжать эту борьбу. Уже все равно. Пусть делает, что хочет. Только пусть все это закончится.
- Боль и страх – слова бессильны передать. Их можно только почувствовать…И только почувствовав понять… - шепчет Мия.
Рука поворачивает лезвие плашмя, ведет вдоль щеки, подбородка, спускается вниз.
- Понять что? - Микеле неконтролируемым жестом облизывает губы, медленно выдыхает.
- Понять другого. - нож останавливается в ложбинке, где бьется пульс.
- С тобой когда-то сделали тоже самое?
- Хуже…Намного…. Но этого тебе понять не дано.
- Думаешь, я не способен?
- Ты – мужчина. – в ее васильковых глазах мелькает неприкрытая горечь, - И я никогда не смогу заставить тебя почувствовать тоже, что чувствует женщина. Как бы мне этого не хотелось.
- Тогда зачем ты так поступаешь со мной? Зачем принесла с собой нож? Зачем пытаешься спрятаться за ним? Мне надоели эти бессмысленные разговоры. И ты мне тоже надоела. У тебя нет ничего своего, все - чье-то. Даже эта жестокость. Маска - а за ней - пустота.
Отчего вдруг подрагивает нож в руке? И его образ вдруг начинает размываться, оплывать, словно акварель случайно попавшая под дождь. Дождь...откуда дождь в подвале? И если это не дождь откуда эта капля, что катится сейчас по щеке?
- Все отняли .. Вынули душу... Ничего больше не осталось... И ты...такой же...Не захотел понять... Одно желание - ударить побольней...
Он не верит своим глазам. Неужели? Он все-таки пробил эту броню. А что за ней? Что? Что сказать, чтобы не навредить, ни себе, ни ей.
- Когда и почему ты стала такой? Почему перестала бороться? Почему позволила тому, кто так поступил с тобой, одерживать новые победы?
Она смахивает катящиеся по щекам слезы...
- Я просто хотела выжить.
- И стала такой же как он. Почему ты не можешь снова стать собой?
- Собой?! - хочется рассмеяться, но вместо смеха получается какой-то полувсхлип - Это какой? Слабой и беззащитной? Девочкой, которая пряталась по углам и вздрагивала от каждого шороха? Сжималась от ударов и умоляла прекратить?
Он непроизвольно подается к ней. Острая, резкая боль пронзает руки и плечи, он чувствует все порезы на спине. Перед глазами на несколько мгновений только спасительная темнота. Боль. Он прикусывает губу, подавляя стон. Но когда он говорит с ней, в его голосе почти нет прежнего сарказма - она послушное орудие другого маньяка. Ему почти жаль ее.
- Да. Собой. Слабой, беззащитной, живой, настоящей, чувствующей, выжившей. Собой.
Какие у него красивые глаза. Смотрят почти с пониманием. И нежностью. Почти. Так хочется поверить. Один раз - просто поверить. Ему. Его словам. И этому взгляду.
А если он лжет? Если это просто игра? Он же актер, комедиант. Что ему стоит сыграть наигранное сочувствие. Обмануть. Воспользоваться ее слабостью...
Она колеблется. "Если ты обманешь...охрана за дверью. Достаточно одного знака..." - идет она с собой на компромис.
Щелчок - и лезвие скрывается в рукоятке. Она подходит к рычагу, поворачивает его, стараясь избежать резких рывков, еще раз - пока веревка полностью не соскальзывает на пол.
Он падает на колени и даже не знает, что чувствует сейчас. Не радость, не облегчение, не надежду. Он слишком устал. Хочется покоя. Глаза закрываются. Сейчас к рукам начнет возвращаться чувствительность и ему захочется завыть. А что если она продолжает играть? Если это очередная маска? Если все - ложь? Он еще не выбрался отсюда. Надо продолжать партию. Надо разобраться, что правда, а что лишь притворство. Он поднимает голову и оборачивается к ней.
Она отошла к столу и смотрит на него – внимательно и настороженно. И ….с сочувствием? Ей известно, каково это – первые минуты: опустошенность и усталость. Потом тебя настигает боль – возвращаться к жизни, к чувствам и чувствительности всегда больно. Вон как искажается его лицо. Нужно подойти, проверить, вывихнуты ли плечи, промыть и залепить пластырем порезы на спине. Дать воды. Нужно. Она знает, но не двигается. Его фигура в кружке света гипнотизирует – на коленях, с бессильно склонной головой и полуприкрытыми глазами. Только видимость. Обман – ведь он не покорился. Ну и пусть. Лишь на миг – увидеть его таким. Он нравится ей таким. Жестоко, нелепо, извращенно – но она ничего не может с этим поделать. Ее душа и тело отравлены. Уже давно – несколько минут, несколько слов не могут до конца вывести яд, копившийся годами. Он не сломлен – и от того его поза кажется еще более притягательной.
- Поверженный ангел – шепчет она. Ну почему, почему ты сказал «нет»!
Она наливает воды в стакан, подходит к нему, опускается рядом с ним на колени, подносит к его губам.
- Выпей.
Пока он жадно пьет, она молча смотрит на него. Спутанные волосы, лоб в бисеринках пота, почти прокушенная губа, длинные ресницы отбрасывающие тени, темные круги под глазами, двухдневная щетина. Ты действительно плохо выглядишь. Чтобы сказали поклонницы, а Микеле, если бы увидели тебя таким? Больше нет масок, за которыми можно прятаться, нет грима, чтобы скрывать свои усталость и равнодушие. Ты тоже живой сейчас. Живой и настоящий.
- Хочешь еще?
Он поднимает на нее глаза. Он ничего не хочет. Нет, не так - он хочет никогда не видеть эту комнату, не видеть ее, не знать, что в любую минуту его снова могут повесить на эту проклятую цепь, он хочет закрыть глаза и оказаться дома. Дома. Что дальше? Во что она хочет сыграть? О чем она?
- Что?
- Воды? Хочешь еще воды?
Он отрицательно качает головой. Ждет. Это очередная игра? Что следующее?
Она ставит стакан на стол, не спеша подходит к нему, заходит за спину. Микеле инстинктивно пытается повернутся, но она удерживает его.
- Я только проверю, нет ли у тебя вывиха.
Ее неожиданно сильные пальцы ощупывают его плечи и предплечья, мускулы и сухожилия.
Он пытается отстраниться, мышцы напрягаются еще больше. Боль. Она теперь не накатывает внезапно, волнами. Она постоянна, скручивает руки, от нее уставшие мышцы становятся каменными. Хочется согнуться, уткнуться лбом в пол и скулить. Болит все - спина, плечи, шея, руки. Хочется кричать. Нет. Что она там делает? Не трогай спину. К боли в руках добавляется обжигающая боль от порезов. Так, наверное, чувствуют себя люди, на которых попала кислота. Он пытается сдержать короткий стон, когда снова задевает зубами прокушенную губу и закрывает глаза. Кажется, что он попал в какой-то жестокий, бездушный механизм, который медленно перемалывает его, забирая все чувства. Почти все. Осталась крупица гордости, которая не позволяет ему сейчас кричать, и упрямство. Непрошенная слеза быстро катится к уголку губ. Он, должно быть, представляет сейчас собой жалкое зрелище. Наплевать. Главное, у него осталось самоуважение и упрямство. Он не будет просить и умолять. Хотя от боли мозг почти ни на чем не может сосредоточиться, хочется домой, хочется, чтобы все закончилось. Нельзя. Она может в любую секунду заломить ему руки и тем самым уничтожить, если он сейчас расслабится и подумает, что победил. Руки. В них боль от миллиона иголок, в каждом миллиметре, они горят, их постоянно сводит судорогой, хочется выть. Значит он еще жив. Это пройдет. Что еще ты приготовила для меня?
- К счастью, вывиха нет. – она разъединяет браслеты. – Мышцы придут в норму через какое-то время. Надо просто потерпеть.
Она поднимается с пола, отходит к дальней стене, нажимает скрытую кнопку. Открывается небольшая ниша. Аптечка. В ней все, что нужно, чтобы привести в чувство, врачевать раны или… не позволить умереть слишком быстро. Зависит от точки зрения. И цели. Она находит коробку с широким медицинским пластырем и бутылочку с дизенфицирующей жидкостью. Да, еще захватить ваты. Разворачивается к нему.
Поникшие плечи, опущенная голова, дрожь от накатывающихся судорог. Я знаю…знаю как тебе плохо. В душе просыпается непривычное…нет, скорее давно забытое, чувство – жалость. Она давно никого не жалела – ни себя, ни остальных. Жалость - признак слабости. Люди, взрослые люди, редко позволяют жалеть себя. Редко признаются в своей слабости. А он? Захочет, чтобы она пожалела его? Вряд ли. Вон, бросает исподлобья настороженный взгляд. Не захочет. Гордость не позволит принять от нее проявление сострадания.
Она тихо вздыхает.
- Я должна осмотреть порезы. Промыть их. Они могут воспалиться. Мне нужно, чтобы ты разделся.
Что? Она опять за свое? Он не будет... Ни за что. Микеле резко поднимает голову. Шею и плечи тут же пронзает боль, как от раскаленных щипцов, он пытается облокотиться на руку, мышцы отказываются слушаться. Он падает. Почти лежит перед ней, измученный и беспомощный - она может быть довольна. Через судороги, через круги перед глазами, через дрожащие руки он поднимается, снова садится. Медленно, больше никаких резких движений. Он не согласится. Для него это хуже боли, хуже сведенных мышц.
- Нет. - И совсем тихо. - Ты же знаешь...
- Глупо упрямится. Это для твоего же блага. Нож не был стерилен. Если я не промою порезы тебе будет обеспечено воспаление. Кроме того футболка пропиталась кровью. Ее тоже надо заменить, - она старается, чтобы ее голос звучал спокойно и естественно.
Надо попытаться убедить его.
- Нет!
Это продолжение игры. Наверняка. Очередная пытка. Встать не удается – получается только ползти, опираясь на дрожащие, подгибающиеся руки. Он смотрит в глаза.
- Я не буду этого делать. Нет.
Его беспомощная поза сводит с ума. Лишает способности мыслить здраво, отнимает начавшие было прорастать в душе остатки былого благородства. Встань, ну же! Где же твоя гордость? Где та язвительность, которой ты блистал только что? Пробитая брешь начинает заполняться поднимающейся из глубин горячей волной. Возбуждение. Еще несколько мгновений – и все благие намерения пойдут прахом.
«Скажи «да». Сделай это для меня. Всего лишь куртка и футболка – я не прошу большего. Я залечу твои раны и уйду. Обещаю» - слова и фразы формируются в голове. Она с трудом удерживается чтобы не произнести их. Стоит только это сделать – и он снова закроется в своем гордом упрямстве. Она делает глубокий вздох, пытаясь унять сердцебиение.
- Ну хорошо. Как хочешь. Тогда тебе придется лечь на пол, лицом вниз. Так мне будет сподручнее лечить тебя.
Лечь? Господи, еще чуть-чуть, и все, чего он добился с таким трудом, такой ценой, пойдет прахом. Надо подняться. Она даже не подумает помочь ему. Когда чертила узоры ножом на спине, сподручно было все. Значит, надо встать. Медленно. На колени. Потом на ноги. Даже облокотиться не на что. Чтоб тебе... Ладно, ноги плохо слушаются, его шатает – наверное он сейчас похож на пьяницу. Все равно. Главное, он на ногах. Мрачно смотрит на нее. Что, опять попросишь раздеться? Или лечь? Где-то был стул. Черт с ним.
- Так тоже должно быть вполне сподручно.
Да, ты же так и не сломался. Хотя…она почти готова была поверить. Так лучше. Наваждение начинает медленно исчезать. Ей будет удобно – ведь они почти одного роста. Она кивает в ответ на его утверждение. Обходит его сзади. Касается краев футболки
- Ты позволишь? – в ее голосе проскальзывает с трудом скрытая ирония.
Он чувствует, как все мышцы напрягаются в ожидании боли, удара, пытки. Тело почти кричит и требует оттолкнуть ее, отпрянуть, убежать. Нет. Спокойно. Он до сих пор не знает, что она задумала. Зачем ей это? И ждет подвоха. Значит, надо вести себя спокойнее .- сил и так немного, надо бережно расходовать их. Она еще и издевается, ах, какое благородство - сначала исполосовать его, чтобы потом подлечить, наверное, чтобы не потерял сознание раньше времени. Спокойнее, не надо злиться, надо беречь силы. Он медленно опускает голову в знак согласия.
Она осторожно закатывает ему куртку. Высоко. До самых плеч. Теперь надо закатать футболку. Вот незадача! Как она и предвидела.
- Ткань успела немного прилипнуть к порезам. Тебе придется терпеть. Ты ведь сможешь вытерпеть? Может все-таки ляжешь?
Интересно, а почему она не предлагает сесть? Хотя он, все равно, не доползет до стула. Нет, так тело помнит обо всех ранах и не даст расслабиться. Он потерпит.
- Нет, я переживу...
- Опять героя из себя строишь? Будешь падать в обморок – я могу и не успеть подхватить – замечает она, медленно начиная закатывать футболку.
Очень остроумно. Он чувствует, что плечи и спина немеют от воспоминаний о недавней боли и прикосновений ножа. Прошло совсем мало времени, он слишком хорошо это помнит. Руки до сих пор дрожат, боль в мышцах перестала быть такой острой, как в первые секунды, но она осталась. Болит все. Каждая частичка измученного тела. Не хочется разговаривать, надо беречь силы.
- Я переживу, - повторяет он.
- Ну смотри.
Она закатывает футболку до плеч, но она то и дело норовит сползти вновь. До чего же упрямый! И гордый! Лег бы на пол – все было бы проще и быстрее. Ладно. На обнаженной спине алеют два длинных пореза, начинающих покрываться коркой запекшейся крови. Хорошо что у нее хватило благоразумия не нажимать слишком сильно – сейчас пришлось бы их зашивать. Кое-где снова начинает выступать кровь – там, где к порезам прилипла ткань футболки. Она открывает бутылку с жидкостью, мочит кусок ваты. По подвалу разносится неприятный аромат медицинского спирта. Ну что же. Вата касается краев первого пореза.
Он шипит и непроизвольно подается вперед, расправляя плечи и выгибая спину. Чтоб тебе провалиться! От этого движения к боли от пореза добавляется боль в плечах. Он делает неуверенный шаг вперед, потом, одумавшись, подается назад - к ней, ее ненавистным рукам, к этому проклятому спирту. Надо терпеть. Можно подумать, это первые царапины в его жизни. Ничего страшного. Только что она копается так долго? Все делает медленно, словно растягивая удовольствие. Садистка проклятая. Он прикусывает губу … - тут же забывает о боли в плечах, о спине, о руках. Проклятье! Он совсем забыл, что почти прокусил ее. Во рту появляется привкус крови. Зато теперь он точно не потеряет сознание и вытерпит все. Со дна души поднимается бешенство. Он ненавидит ее, этот подвал. Хорошо, что она не видит его лицо, никто не видит. Он опускает голову. Ему удастся пережить это.
Она тянет время сколько может. Увлажняет вату, ставит на пол бутылку, промокает рану, кидает вату на пол, и все начинается по новой. Проклятая футболка постоянно норовит сползти, и ей приходится то и дело поправлять ее. Дело продвигается медленно. Сам виноват. Гордец. Наконец настает очередь пластыря. Края приходится лепить прямо на черные волоски – ничего другого не остается - ни бритвы ни ножниц под рукой нет. Последний жест. Его близость сводит с ума, его спина так открыта и беззащитна. Сложно, почти невозможно не поддастся соблазну. Она не может устоять. Обвивает руками его за пояс, целует в ложбинку под лопаткой. Один раз, другой.
Он медленно проводит языком по губе, как будто ощупывая. Да, он прокусил ее. Теперь он долго не сможет что-нибудь нормально прожевать или выпить. Лучше не загадывать так далеко. Он может вообще никогда не выйти отсюда. И умереть от ее ножа раньше, чем от голода. Микеле сосредоточенно хмурится и прислушивается к движениям у себя за спиной, когда чувствует ее руки, обнимающие его, и губы, прикасающиеся к спине. Что? Он резко вскидывает голову и вырывается из ее рук, оборачиваясь и делая шаг назад. Рука поднимается, словно в защитном жесте, не давая ей приблизиться. Она все о том же... Слава богу, что у него хватило ума не ложиться и уж, тем более, не раздеваться. Угрозы прошли, настала очередь ласк? Не один способ, так другой? А он-то почти поверил ей, идиот! Думал так легко выбраться отсюда? Это даже хорошо, что она так измучила его, он не сможет забыть и не сможет простить. Он смотрит на нее, как обманутый ребенок.
- Что теперь?
- Наверное, мне нужно извиниться. Я не смогла удержаться. Ты…ты слишком привлекателен и мне…сложно с собой совладать. – она пытается выдавить смущенную улыбку, но вместо смущения в ней проглядывает лукавость.
Снова оживает страх, на время забытый за волнами боли. Они опять возвращаются к тому, с чего начали. Снова. Снова бродить в темноте и пытаться выиграть время, снова пытаться пробиться через ее защиту, снова ждать пыток, не телесных, так душевных, снова искать в ее глазах надежду. Снова. Он устал. Но он не сдастся. Только не сейчас. Он уже выдержал почти все ее испытания. Он смотрит в ее глаза. Снова. Тихо спрашивает:
- Что теперь?
- Теперь? Тебе нужно отдохнуть. И поесть, - она нагибается, собирает с пола использованную вату, остатки обертки от пластыря, закрывает крышкой бутылочку с жидкостью. – Ты ведь голоден?
Все. Очередная игра началась. Этот раунд закончился вничью - она оставила на его спине порезы. Он узнал кое-что о ней. Вот только он не уверен, что узнал правду, а не очередной вымысел, чтобы затащить его в новую ловушку. Чтобы он почувствовал... жалость, проявил сочувствие. Она ни одной минуты н была искренней. Или была? Он не верит ей. Уже нет. Раз этап его запугивания прошел, он может попробовать угрожать, снова выбить из колеи, на этот раз своим здоровьем. Если она говорила правду, она должна знать, как это страшно - голодать. Он знает. Это уже было. Он выдержал тогда, выдержит и сейчас. Даже если откажется…. он стал для нее слишком ценным трофеем, она не позволит ему умереть. Микеле отворачивается и трогает языком прокушенную губу.
- Я не голоден.
- Упрямишься…- замечает она спокойно – Решил снова проверить себя на выносливость? В этом есть смысл?
Он оборачивается к ней.
- Я не голоден.
- Замечательно. Мне не придется лишний раз стоять за плитой. Сэкономлю кучу времени. – она снова нажимает скрытую кнопку, убирает медикаменты в аптечку, достает прозрачный пакет и кидает в него использованную вату.
Потом обходит его справа, уходит в тьму противоположной стены, снова нажимает скрытую кнопку и код на появившейся электронной панели.
- Это ванная. Я подумала…что тебе захочется немного привести себя в порядок…
Он стоит неподвижно и наблюдает за ней. О да, любимую игрушку надо привести в порядок, а то она истрепалась раньше времени. У него появляется чувство, что он попал в руки маленькому эгоистичному ребенку, ребенок не знает, что делать с такой куклой, он слишком мал и неразумен, он выкручивает кукле руки и норовит оторвать голову. Она не успокоится, пока его не уничтожит.
- Зачем? Зачем ты снова так... Что ты теперь хочешь? Я думал, что почти увидел тебя... Настоящую. А ты... Наверное, это было очень весело. Надеюсь, ты получила удовольствие от своего представления...
- Да и ты…неплохо сыграл свою роль. Отличный был ход – заставить меня потерять над собой контроль. Несколько слов, сказанных мягким голосом, пара сочувствующих взглядов …Я тоже думала, что ты хотя бы попытался, хоть на миг… попробовать понять. А ты…просто использовал уловку.
- Я не играл тогда, и сейчас я не играю. Я все хочу увидеть снова тебя и понять, что не ошибся, что мне не показалось. Я хочу, чтобы здесь была ты, человек, со своими слабостями, страхами, а не холодный, расчетливый монстр! Человек...
Он чувствует, как подкатывает тошнота, как он тонет в боли, он слишком резко подался к ней. Черт. Нужно облокотиться обо что-то. Заодно будет повод проверить границы собственной свободы. Он делает несколько неуверенных шагов из круга света к стене.
- Куда ты?
- А есть какие-то варианты? Хочу попытаться расправить мышцы. Мне нужна стена. Ты не возражаешь?
- Возражаю. Оставайся там где стоишь.
Надо было подольше играть эту роль – ей почти удалось обмануть его. Почти. Жаль, что не смогла сдержаться. Но она знает – он все равно не согласится. Какой бы хорошей актрисой она не была. Не подарит ей того, что она хочет. Даже из жалости. Зачем же тогда терять лишнее время.
Значит границы не расширились. Ну что ж, глупо было рассчитывать на что-то большее, чем ее игра. Он оборачивается.
- Самое время снова посадить меня на цепь?
Внутри все сжимается от воспоминаний о собственной беспомощности. Но у него не будет повода для сомнений. Он протягивает сомкнутые руки для наручников. Они плохо слушаются и дрожат, но он смотрит на нее и не отводит взгляд. Давай, покажи снова свое истинное лицо
Название: "Похищение"
Соавтор - Foxxy (за ее помощь в написании продолжения этого фанфика хочу выразить особую благодарность)
Жанр: гет /ангст с элементами романса и экшена
Размер: миди
Рейтинг: PG-15
Саммари: отражено в названии.
Дисклаймер: никто и ничто не мое
Предупреждения: ООС, присутствуют сцены насилия.
Статус: продолжение пишется
Часть 5
читать дальшеНе говоря ни слова она кладет руку в карман, достает из него плоский предмет. Щелчок - свет отражается от стального лезвия. Оживает страх и змейкой проползает по позвоночнику.
- Зачем он тебе? - его голос слегка дрожит.
Она молча качает головой, кривит губы в иронической усмешке. Медленно заходит ему за спину, запускает руку под футболку. Микеле вздрагивает, чувствуя как касается кожи холодный метал.
- Это и есть твое "приминение силы"? Вся твоя сила в оружии?
- Ты предпочел бы другой способ? Назови - я тут же удовлетворю твое желание.
Плоская сторона лезвия скользит по спине, доходит до пояса. Вслед за ним по спине катится капля холодного пота. Страшно. Но она не станет его убивать. В этом нет смысла.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Она слегка задирает ему футболку. На секунду замирает – хочется не пытать, а целовать. Погладить рукой, дотронутся губами, Вдохнуть аромат его кожи, почувствовать ее тепло и мягкость. Желание прижаться к нему почти непреодолимо. Ее губы кривятся в горькой усмешке – не поймет. Оттолкнет. Нет, оттолкнуть не сможет, он же связан. Скорее, посмеется. Снова начнет язвить и насмехаться. А еще хуже – почувствует ее слабость. И свое превосходство. К дьяволу! Она не позволит. Никому больше этого не позволит.
Она поворачивает нож острым концом, снова ведет им по спине. Кончик слегка царапает кожу.
- Ты когда-нибудь замечал, как совершенна сталь клинка - холодна, прозрачна, чиста? - Мия нарочито растягивает слова, будто размышляя, - Она очищает нас от всего лживого и наносного...
Это - только игра. Пока только игра.
-Как высокопарно и патетично. Я аплодирую. Значит, твоя сила только в оружии. У тебя у самой ничего нет. Ты – пустышка. У тебя самой нет ни силы, ни воли, ни чувств. Ты хотела подчинить меня? Смешно. Ведь подчиняться нечему…
- Зато ты полон положительных качеств . Благороден, бескорыстен, честен, талантлив, - срывается она на его же тон, - Рыцарь без страха и упрека. Ни капли сомнения, ни единого пятнышка в биографии, ни единой порочной мысли. А если копнуть поглубже?
Кончик ножа снова упирается в лопатку. Он инстинктивно выгибает спину, морщится от ноющей боли в плечах.
- Ты только этим и занимаешься – рассказываешь обо мне, копаешься в моей жизни. То, что ты еще достанешь из корзины с грязным бельем не изменит твоей сути. Ты выглядишь жалкой с этим ножом.
- Прям –таки и жалкой? Давай посмотрим как будешь выглядеть ты? Тебе нравится рисовать цветы, Микеле? На твои автографах всегда нарисовано два-три цветка. Очень мило и девочки так от них без ума…Мне тоже очень хочет оставить тебе что-то на память. Ты не против? Не отвечай. Я нарисую тебе звездочку – цветы получаются у меня не очень хорошо.
Она надавливает сильнее, проводит острием ножа короткую линию наискосок. Он чувствует, как по спине начинают медленно сползать капли крови.
Это почти не больно. Боль придет чуть позже. Пока есть время. Совсем мало времени. Еще секунда. Он почти до крови закусывает губу. О боже...
- Тебе нравится то, что ты делаешь? - надо продолжать говорить, чтобы отвлечься...и отвлечь ее...
- Ты про узор? Первая линия получилась неплохо. Нужно добавить вторую.
Кончик ножа прочерчивает короткую линию в другом направлении.
Он пытается отстранится, и тут же слабо вскрикивает. Боль в плечах отодвигает боль от пореза. Сколько он может вытерпеть? Совсем немного. Сильнее всего хочется не освободится, не убежать, не подчиниться. Хочется потерять сознание, чтобы не видеть больше этих стен, не видеть ее фигуру. Чтобы больше ничего не чувствовать.
- Значит тебе нравится, что ты делаешь? Что ты еще нарисуешь? И что это тебе даст? Хочешь, чтобы я испытал ту же боль, что и ты когда-то? - выдавливает он из себя.
«Да» - хочется крикнуть ему в лицо. - Тысячу раз «да». Чтобы ты страдал также как я» Но она молчит.
Кончик ножа снова царапает кожу на лопатке. Он зажмуривается, готовясь к новому витку боли. Но ее нет. Нож снова скользит плоской стороной вдоль позвоночника, останавливается на поясе. Она отпускает его футболку, которая тут же пропитывается кровью, потом медленно обходит его, ведя нож плоской стороной, замирает напротив него. Неторопливо поднимает вверх руку с зажатым в ней ножом.
Как в замедленной съемке он видит, как окровавленный кончик ножа оказывается напротив его правого глаза. Ближе. Еще ближе. Слегка касается кожи под глазом. Пауза. Как будто кто-то нажал соответствующую клавишу в компьютерной игре. Две фигуры замирают одна напротив другой. Одно ее едва заметное усилие, одно ее неверное движение.
Микеле ловит ее взгляд и ему почему-то кажется, что он смотрит в детский калейдоскоп: взмах ресниц – наслаждение, еще взмах – горечь, и еще – мука, и еще – торжество. Клик. Клик. Клик.
Психопатка. Господи, как можно предугадать действия сумасшедшей. Он устал уже бродить в этих потемках. Должно же быть у нее слабое место. Должно. Хочется отдернуть голову. Нет, он должен смотреть ей в глаза.
- Нет. Ты ничего не можешь дать мне взамен. Ты уже пробовала купить, украсть, теперь хочешь уничтожить. Ты сказала, что знаешь многое о боли. Тогда ты должна знать, что не получишь то, чего добиваешься таким способом. Я устал от тебя, ты выглядишь просто нелепо.
Он слишком устал, чтобы бояться. Слишком устал, чтобы продолжать эту борьбу. Уже все равно. Пусть делает, что хочет. Только пусть все это закончится.
- Боль и страх – слова бессильны передать. Их можно только почувствовать…И только почувствовав понять… - шепчет Мия.
Рука поворачивает лезвие плашмя, ведет вдоль щеки, подбородка, спускается вниз.
- Понять что? - Микеле неконтролируемым жестом облизывает губы, медленно выдыхает.
- Понять другого. - нож останавливается в ложбинке, где бьется пульс.
- С тобой когда-то сделали тоже самое?
- Хуже…Намного…. Но этого тебе понять не дано.
- Думаешь, я не способен?
- Ты – мужчина. – в ее васильковых глазах мелькает неприкрытая горечь, - И я никогда не смогу заставить тебя почувствовать тоже, что чувствует женщина. Как бы мне этого не хотелось.
- Тогда зачем ты так поступаешь со мной? Зачем принесла с собой нож? Зачем пытаешься спрятаться за ним? Мне надоели эти бессмысленные разговоры. И ты мне тоже надоела. У тебя нет ничего своего, все - чье-то. Даже эта жестокость. Маска - а за ней - пустота.
Отчего вдруг подрагивает нож в руке? И его образ вдруг начинает размываться, оплывать, словно акварель случайно попавшая под дождь. Дождь...откуда дождь в подвале? И если это не дождь откуда эта капля, что катится сейчас по щеке?
- Все отняли .. Вынули душу... Ничего больше не осталось... И ты...такой же...Не захотел понять... Одно желание - ударить побольней...
Он не верит своим глазам. Неужели? Он все-таки пробил эту броню. А что за ней? Что? Что сказать, чтобы не навредить, ни себе, ни ей.
- Когда и почему ты стала такой? Почему перестала бороться? Почему позволила тому, кто так поступил с тобой, одерживать новые победы?
Она смахивает катящиеся по щекам слезы...
- Я просто хотела выжить.
- И стала такой же как он. Почему ты не можешь снова стать собой?
- Собой?! - хочется рассмеяться, но вместо смеха получается какой-то полувсхлип - Это какой? Слабой и беззащитной? Девочкой, которая пряталась по углам и вздрагивала от каждого шороха? Сжималась от ударов и умоляла прекратить?
Он непроизвольно подается к ней. Острая, резкая боль пронзает руки и плечи, он чувствует все порезы на спине. Перед глазами на несколько мгновений только спасительная темнота. Боль. Он прикусывает губу, подавляя стон. Но когда он говорит с ней, в его голосе почти нет прежнего сарказма - она послушное орудие другого маньяка. Ему почти жаль ее.
- Да. Собой. Слабой, беззащитной, живой, настоящей, чувствующей, выжившей. Собой.
Какие у него красивые глаза. Смотрят почти с пониманием. И нежностью. Почти. Так хочется поверить. Один раз - просто поверить. Ему. Его словам. И этому взгляду.
А если он лжет? Если это просто игра? Он же актер, комедиант. Что ему стоит сыграть наигранное сочувствие. Обмануть. Воспользоваться ее слабостью...
Она колеблется. "Если ты обманешь...охрана за дверью. Достаточно одного знака..." - идет она с собой на компромис.
Щелчок - и лезвие скрывается в рукоятке. Она подходит к рычагу, поворачивает его, стараясь избежать резких рывков, еще раз - пока веревка полностью не соскальзывает на пол.
Он падает на колени и даже не знает, что чувствует сейчас. Не радость, не облегчение, не надежду. Он слишком устал. Хочется покоя. Глаза закрываются. Сейчас к рукам начнет возвращаться чувствительность и ему захочется завыть. А что если она продолжает играть? Если это очередная маска? Если все - ложь? Он еще не выбрался отсюда. Надо продолжать партию. Надо разобраться, что правда, а что лишь притворство. Он поднимает голову и оборачивается к ней.
Она отошла к столу и смотрит на него – внимательно и настороженно. И ….с сочувствием? Ей известно, каково это – первые минуты: опустошенность и усталость. Потом тебя настигает боль – возвращаться к жизни, к чувствам и чувствительности всегда больно. Вон как искажается его лицо. Нужно подойти, проверить, вывихнуты ли плечи, промыть и залепить пластырем порезы на спине. Дать воды. Нужно. Она знает, но не двигается. Его фигура в кружке света гипнотизирует – на коленях, с бессильно склонной головой и полуприкрытыми глазами. Только видимость. Обман – ведь он не покорился. Ну и пусть. Лишь на миг – увидеть его таким. Он нравится ей таким. Жестоко, нелепо, извращенно – но она ничего не может с этим поделать. Ее душа и тело отравлены. Уже давно – несколько минут, несколько слов не могут до конца вывести яд, копившийся годами. Он не сломлен – и от того его поза кажется еще более притягательной.
- Поверженный ангел – шепчет она. Ну почему, почему ты сказал «нет»!
Она наливает воды в стакан, подходит к нему, опускается рядом с ним на колени, подносит к его губам.
- Выпей.
Пока он жадно пьет, она молча смотрит на него. Спутанные волосы, лоб в бисеринках пота, почти прокушенная губа, длинные ресницы отбрасывающие тени, темные круги под глазами, двухдневная щетина. Ты действительно плохо выглядишь. Чтобы сказали поклонницы, а Микеле, если бы увидели тебя таким? Больше нет масок, за которыми можно прятаться, нет грима, чтобы скрывать свои усталость и равнодушие. Ты тоже живой сейчас. Живой и настоящий.
- Хочешь еще?
Он поднимает на нее глаза. Он ничего не хочет. Нет, не так - он хочет никогда не видеть эту комнату, не видеть ее, не знать, что в любую минуту его снова могут повесить на эту проклятую цепь, он хочет закрыть глаза и оказаться дома. Дома. Что дальше? Во что она хочет сыграть? О чем она?
- Что?
- Воды? Хочешь еще воды?
Он отрицательно качает головой. Ждет. Это очередная игра? Что следующее?
Она ставит стакан на стол, не спеша подходит к нему, заходит за спину. Микеле инстинктивно пытается повернутся, но она удерживает его.
- Я только проверю, нет ли у тебя вывиха.
Ее неожиданно сильные пальцы ощупывают его плечи и предплечья, мускулы и сухожилия.
Он пытается отстраниться, мышцы напрягаются еще больше. Боль. Она теперь не накатывает внезапно, волнами. Она постоянна, скручивает руки, от нее уставшие мышцы становятся каменными. Хочется согнуться, уткнуться лбом в пол и скулить. Болит все - спина, плечи, шея, руки. Хочется кричать. Нет. Что она там делает? Не трогай спину. К боли в руках добавляется обжигающая боль от порезов. Так, наверное, чувствуют себя люди, на которых попала кислота. Он пытается сдержать короткий стон, когда снова задевает зубами прокушенную губу и закрывает глаза. Кажется, что он попал в какой-то жестокий, бездушный механизм, который медленно перемалывает его, забирая все чувства. Почти все. Осталась крупица гордости, которая не позволяет ему сейчас кричать, и упрямство. Непрошенная слеза быстро катится к уголку губ. Он, должно быть, представляет сейчас собой жалкое зрелище. Наплевать. Главное, у него осталось самоуважение и упрямство. Он не будет просить и умолять. Хотя от боли мозг почти ни на чем не может сосредоточиться, хочется домой, хочется, чтобы все закончилось. Нельзя. Она может в любую секунду заломить ему руки и тем самым уничтожить, если он сейчас расслабится и подумает, что победил. Руки. В них боль от миллиона иголок, в каждом миллиметре, они горят, их постоянно сводит судорогой, хочется выть. Значит он еще жив. Это пройдет. Что еще ты приготовила для меня?
- К счастью, вывиха нет. – она разъединяет браслеты. – Мышцы придут в норму через какое-то время. Надо просто потерпеть.
Она поднимается с пола, отходит к дальней стене, нажимает скрытую кнопку. Открывается небольшая ниша. Аптечка. В ней все, что нужно, чтобы привести в чувство, врачевать раны или… не позволить умереть слишком быстро. Зависит от точки зрения. И цели. Она находит коробку с широким медицинским пластырем и бутылочку с дизенфицирующей жидкостью. Да, еще захватить ваты. Разворачивается к нему.
Поникшие плечи, опущенная голова, дрожь от накатывающихся судорог. Я знаю…знаю как тебе плохо. В душе просыпается непривычное…нет, скорее давно забытое, чувство – жалость. Она давно никого не жалела – ни себя, ни остальных. Жалость - признак слабости. Люди, взрослые люди, редко позволяют жалеть себя. Редко признаются в своей слабости. А он? Захочет, чтобы она пожалела его? Вряд ли. Вон, бросает исподлобья настороженный взгляд. Не захочет. Гордость не позволит принять от нее проявление сострадания.
Она тихо вздыхает.
- Я должна осмотреть порезы. Промыть их. Они могут воспалиться. Мне нужно, чтобы ты разделся.
Что? Она опять за свое? Он не будет... Ни за что. Микеле резко поднимает голову. Шею и плечи тут же пронзает боль, как от раскаленных щипцов, он пытается облокотиться на руку, мышцы отказываются слушаться. Он падает. Почти лежит перед ней, измученный и беспомощный - она может быть довольна. Через судороги, через круги перед глазами, через дрожащие руки он поднимается, снова садится. Медленно, больше никаких резких движений. Он не согласится. Для него это хуже боли, хуже сведенных мышц.
- Нет. - И совсем тихо. - Ты же знаешь...
- Глупо упрямится. Это для твоего же блага. Нож не был стерилен. Если я не промою порезы тебе будет обеспечено воспаление. Кроме того футболка пропиталась кровью. Ее тоже надо заменить, - она старается, чтобы ее голос звучал спокойно и естественно.
Надо попытаться убедить его.
- Нет!
Это продолжение игры. Наверняка. Очередная пытка. Встать не удается – получается только ползти, опираясь на дрожащие, подгибающиеся руки. Он смотрит в глаза.
- Я не буду этого делать. Нет.
Его беспомощная поза сводит с ума. Лишает способности мыслить здраво, отнимает начавшие было прорастать в душе остатки былого благородства. Встань, ну же! Где же твоя гордость? Где та язвительность, которой ты блистал только что? Пробитая брешь начинает заполняться поднимающейся из глубин горячей волной. Возбуждение. Еще несколько мгновений – и все благие намерения пойдут прахом.
«Скажи «да». Сделай это для меня. Всего лишь куртка и футболка – я не прошу большего. Я залечу твои раны и уйду. Обещаю» - слова и фразы формируются в голове. Она с трудом удерживается чтобы не произнести их. Стоит только это сделать – и он снова закроется в своем гордом упрямстве. Она делает глубокий вздох, пытаясь унять сердцебиение.
- Ну хорошо. Как хочешь. Тогда тебе придется лечь на пол, лицом вниз. Так мне будет сподручнее лечить тебя.
Лечь? Господи, еще чуть-чуть, и все, чего он добился с таким трудом, такой ценой, пойдет прахом. Надо подняться. Она даже не подумает помочь ему. Когда чертила узоры ножом на спине, сподручно было все. Значит, надо встать. Медленно. На колени. Потом на ноги. Даже облокотиться не на что. Чтоб тебе... Ладно, ноги плохо слушаются, его шатает – наверное он сейчас похож на пьяницу. Все равно. Главное, он на ногах. Мрачно смотрит на нее. Что, опять попросишь раздеться? Или лечь? Где-то был стул. Черт с ним.
- Так тоже должно быть вполне сподручно.
Да, ты же так и не сломался. Хотя…она почти готова была поверить. Так лучше. Наваждение начинает медленно исчезать. Ей будет удобно – ведь они почти одного роста. Она кивает в ответ на его утверждение. Обходит его сзади. Касается краев футболки
- Ты позволишь? – в ее голосе проскальзывает с трудом скрытая ирония.
Он чувствует, как все мышцы напрягаются в ожидании боли, удара, пытки. Тело почти кричит и требует оттолкнуть ее, отпрянуть, убежать. Нет. Спокойно. Он до сих пор не знает, что она задумала. Зачем ей это? И ждет подвоха. Значит, надо вести себя спокойнее .- сил и так немного, надо бережно расходовать их. Она еще и издевается, ах, какое благородство - сначала исполосовать его, чтобы потом подлечить, наверное, чтобы не потерял сознание раньше времени. Спокойнее, не надо злиться, надо беречь силы. Он медленно опускает голову в знак согласия.
Она осторожно закатывает ему куртку. Высоко. До самых плеч. Теперь надо закатать футболку. Вот незадача! Как она и предвидела.
- Ткань успела немного прилипнуть к порезам. Тебе придется терпеть. Ты ведь сможешь вытерпеть? Может все-таки ляжешь?
Интересно, а почему она не предлагает сесть? Хотя он, все равно, не доползет до стула. Нет, так тело помнит обо всех ранах и не даст расслабиться. Он потерпит.
- Нет, я переживу...
- Опять героя из себя строишь? Будешь падать в обморок – я могу и не успеть подхватить – замечает она, медленно начиная закатывать футболку.
Очень остроумно. Он чувствует, что плечи и спина немеют от воспоминаний о недавней боли и прикосновений ножа. Прошло совсем мало времени, он слишком хорошо это помнит. Руки до сих пор дрожат, боль в мышцах перестала быть такой острой, как в первые секунды, но она осталась. Болит все. Каждая частичка измученного тела. Не хочется разговаривать, надо беречь силы.
- Я переживу, - повторяет он.
- Ну смотри.
Она закатывает футболку до плеч, но она то и дело норовит сползти вновь. До чего же упрямый! И гордый! Лег бы на пол – все было бы проще и быстрее. Ладно. На обнаженной спине алеют два длинных пореза, начинающих покрываться коркой запекшейся крови. Хорошо что у нее хватило благоразумия не нажимать слишком сильно – сейчас пришлось бы их зашивать. Кое-где снова начинает выступать кровь – там, где к порезам прилипла ткань футболки. Она открывает бутылку с жидкостью, мочит кусок ваты. По подвалу разносится неприятный аромат медицинского спирта. Ну что же. Вата касается краев первого пореза.
Он шипит и непроизвольно подается вперед, расправляя плечи и выгибая спину. Чтоб тебе провалиться! От этого движения к боли от пореза добавляется боль в плечах. Он делает неуверенный шаг вперед, потом, одумавшись, подается назад - к ней, ее ненавистным рукам, к этому проклятому спирту. Надо терпеть. Можно подумать, это первые царапины в его жизни. Ничего страшного. Только что она копается так долго? Все делает медленно, словно растягивая удовольствие. Садистка проклятая. Он прикусывает губу … - тут же забывает о боли в плечах, о спине, о руках. Проклятье! Он совсем забыл, что почти прокусил ее. Во рту появляется привкус крови. Зато теперь он точно не потеряет сознание и вытерпит все. Со дна души поднимается бешенство. Он ненавидит ее, этот подвал. Хорошо, что она не видит его лицо, никто не видит. Он опускает голову. Ему удастся пережить это.
Она тянет время сколько может. Увлажняет вату, ставит на пол бутылку, промокает рану, кидает вату на пол, и все начинается по новой. Проклятая футболка постоянно норовит сползти, и ей приходится то и дело поправлять ее. Дело продвигается медленно. Сам виноват. Гордец. Наконец настает очередь пластыря. Края приходится лепить прямо на черные волоски – ничего другого не остается - ни бритвы ни ножниц под рукой нет. Последний жест. Его близость сводит с ума, его спина так открыта и беззащитна. Сложно, почти невозможно не поддастся соблазну. Она не может устоять. Обвивает руками его за пояс, целует в ложбинку под лопаткой. Один раз, другой.
Он медленно проводит языком по губе, как будто ощупывая. Да, он прокусил ее. Теперь он долго не сможет что-нибудь нормально прожевать или выпить. Лучше не загадывать так далеко. Он может вообще никогда не выйти отсюда. И умереть от ее ножа раньше, чем от голода. Микеле сосредоточенно хмурится и прислушивается к движениям у себя за спиной, когда чувствует ее руки, обнимающие его, и губы, прикасающиеся к спине. Что? Он резко вскидывает голову и вырывается из ее рук, оборачиваясь и делая шаг назад. Рука поднимается, словно в защитном жесте, не давая ей приблизиться. Она все о том же... Слава богу, что у него хватило ума не ложиться и уж, тем более, не раздеваться. Угрозы прошли, настала очередь ласк? Не один способ, так другой? А он-то почти поверил ей, идиот! Думал так легко выбраться отсюда? Это даже хорошо, что она так измучила его, он не сможет забыть и не сможет простить. Он смотрит на нее, как обманутый ребенок.
- Что теперь?
- Наверное, мне нужно извиниться. Я не смогла удержаться. Ты…ты слишком привлекателен и мне…сложно с собой совладать. – она пытается выдавить смущенную улыбку, но вместо смущения в ней проглядывает лукавость.
Снова оживает страх, на время забытый за волнами боли. Они опять возвращаются к тому, с чего начали. Снова. Снова бродить в темноте и пытаться выиграть время, снова пытаться пробиться через ее защиту, снова ждать пыток, не телесных, так душевных, снова искать в ее глазах надежду. Снова. Он устал. Но он не сдастся. Только не сейчас. Он уже выдержал почти все ее испытания. Он смотрит в ее глаза. Снова. Тихо спрашивает:
- Что теперь?
- Теперь? Тебе нужно отдохнуть. И поесть, - она нагибается, собирает с пола использованную вату, остатки обертки от пластыря, закрывает крышкой бутылочку с жидкостью. – Ты ведь голоден?
Все. Очередная игра началась. Этот раунд закончился вничью - она оставила на его спине порезы. Он узнал кое-что о ней. Вот только он не уверен, что узнал правду, а не очередной вымысел, чтобы затащить его в новую ловушку. Чтобы он почувствовал... жалость, проявил сочувствие. Она ни одной минуты н была искренней. Или была? Он не верит ей. Уже нет. Раз этап его запугивания прошел, он может попробовать угрожать, снова выбить из колеи, на этот раз своим здоровьем. Если она говорила правду, она должна знать, как это страшно - голодать. Он знает. Это уже было. Он выдержал тогда, выдержит и сейчас. Даже если откажется…. он стал для нее слишком ценным трофеем, она не позволит ему умереть. Микеле отворачивается и трогает языком прокушенную губу.
- Я не голоден.
- Упрямишься…- замечает она спокойно – Решил снова проверить себя на выносливость? В этом есть смысл?
Он оборачивается к ней.
- Я не голоден.
- Замечательно. Мне не придется лишний раз стоять за плитой. Сэкономлю кучу времени. – она снова нажимает скрытую кнопку, убирает медикаменты в аптечку, достает прозрачный пакет и кидает в него использованную вату.
Потом обходит его справа, уходит в тьму противоположной стены, снова нажимает скрытую кнопку и код на появившейся электронной панели.
- Это ванная. Я подумала…что тебе захочется немного привести себя в порядок…
Он стоит неподвижно и наблюдает за ней. О да, любимую игрушку надо привести в порядок, а то она истрепалась раньше времени. У него появляется чувство, что он попал в руки маленькому эгоистичному ребенку, ребенок не знает, что делать с такой куклой, он слишком мал и неразумен, он выкручивает кукле руки и норовит оторвать голову. Она не успокоится, пока его не уничтожит.
- Зачем? Зачем ты снова так... Что ты теперь хочешь? Я думал, что почти увидел тебя... Настоящую. А ты... Наверное, это было очень весело. Надеюсь, ты получила удовольствие от своего представления...
- Да и ты…неплохо сыграл свою роль. Отличный был ход – заставить меня потерять над собой контроль. Несколько слов, сказанных мягким голосом, пара сочувствующих взглядов …Я тоже думала, что ты хотя бы попытался, хоть на миг… попробовать понять. А ты…просто использовал уловку.
- Я не играл тогда, и сейчас я не играю. Я все хочу увидеть снова тебя и понять, что не ошибся, что мне не показалось. Я хочу, чтобы здесь была ты, человек, со своими слабостями, страхами, а не холодный, расчетливый монстр! Человек...
Он чувствует, как подкатывает тошнота, как он тонет в боли, он слишком резко подался к ней. Черт. Нужно облокотиться обо что-то. Заодно будет повод проверить границы собственной свободы. Он делает несколько неуверенных шагов из круга света к стене.
- Куда ты?
- А есть какие-то варианты? Хочу попытаться расправить мышцы. Мне нужна стена. Ты не возражаешь?
- Возражаю. Оставайся там где стоишь.
Надо было подольше играть эту роль – ей почти удалось обмануть его. Почти. Жаль, что не смогла сдержаться. Но она знает – он все равно не согласится. Какой бы хорошей актрисой она не была. Не подарит ей того, что она хочет. Даже из жалости. Зачем же тогда терять лишнее время.
Значит границы не расширились. Ну что ж, глупо было рассчитывать на что-то большее, чем ее игра. Он оборачивается.
- Самое время снова посадить меня на цепь?
Внутри все сжимается от воспоминаний о собственной беспомощности. Но у него не будет повода для сомнений. Он протягивает сомкнутые руки для наручников. Они плохо слушаются и дрожат, но он смотрит на нее и не отводит взгляд. Давай, покажи снова свое истинное лицо
@темы: Mikelangelo Loconte, Фанфикшн