как же прекрасна радуга, но ты прекрасней её (с) Nino
Захотелось, чтобы здесь оно тоже висело.
странное
Вот уже полторы недели Микеле живет в обнимку с пустым телефоном. Этот старый аппарат, родом из какого-то далекого и прекрасного детства, стоит на полу и пугает окружающих своим жизнерадостно-оранжевым цветом. Микеле сидит на полу рядом, поставив телефон себе на колени, крутит в руках пластмассовую трубку и машинально ковыряет отросшими ногтями старый, потрепанный паркет. Он точно помнит, какая из половиц заскрипит, если пройти от стены до двери в коридор, но проблема в том, что вставать с пола и выходить в коридор итальянцу совершенно не хочется.
Вот уже полторы недели Микеле живет в обнимку с пустым телефоном. Если приложить трубку к уху, можно услышать гудок, если набрать на упрямо отказывающемся вертеться диске номер телефона, можно поговорить с таким родным и близким человеком, но телефон все равно абсолютно и безвозвратно пуст. Потому что Микеле никогда не наберет и не поговорит.
Когда он сидит вот так, на полу, подтянув колени к подбородку и задумчиво разглядывая корпус старого телефона, Микеле начинает казаться, что он персонаж какой-то дурацкой, не особо интересной, но почему-то цепляющей истории. Возможно, он даже живет где-нибудь в середине семидесятых, и уставший автор печатает на машинке продолжение его душевных метаний, а потом по этой книжке, в цветной обложке, снимут фильм, и на него будут ходить девочки лет пятнадцати и плакать над финальными титрами, а он, он, главный герой этой чертовой мелодрамы, обречен вечно сидеть на скрипучем паркете, разглядывать телефон и думать о том, что было бы, если… Если. Просто если.
Вот уже почти две недели к Микеле никто не заходит. Он выключил мобильный телефон, ни разу не открывал ноутбук и запер на всевозможные замки входную дверь. Он хотел остаться в одиночестве – он и получил его, но не учел, что одиночество, как страшный дракон, рано или поздно съедает того, кто рискнул в него окунуться, а те случайные счастливчики, умудрившиеся убить дракона, вынуждены влачить свое жалкое существование в шкуре зеленого чешуйчатого гада, имя которому – одиночество.
Микеле одинок. И это делает его практически счастливым.
Ему нужно писать альбом, иногда он даже вспоминает об этом нелегком бремени, и тогда на обрывках клетчатых тетрадных страниц появляются случайные строчки, наброски и внезапные рисунки, образы; а иногда вся страница, от первой до последней клетки, заполняется одним единственным именем, и от каждого прикосновения мягкой шариковой ручки к бумаге, у Микеле появляется ощущение, что он пишет собственной кровью. И собственными чувствами.
«Фло, Фло, Фло, Фло, Фло, Фло…»
Умереть можно. А можно жить. Долго и счастливо. И умереть в один день вместе со своей упрямой гордостью, страхами и одиночеством.
Сквозь тонкие занавески в комнату пробиваются лучи солнца, образуют на темном паркете какой-то причудливый узор, Микеле хватается за бумагу, чтобы зарисовать его. Телефон с ощутимым грохотом падает на пол.
Несколько секунд итальянец сидит, не двигаясь, потом прикусывает губу и тянется к оранжевому аппарату. Номер набирается медленно, будто нехотя, будто дает еще время остановиться, подумать. И передумать. Но Микеле уже не думает.
- Фло? Фло… Я… это… ты можешь приехать? Я тут песню написал. Пожалуйста.
Это «пожалуйста» он выдыхает тихо, почти неслышно, а потом мгновенно кидает трубку на рычаг, будто она вдруг стала ядовитой змеей. Он страшно боится услышать ответ, а потому предпочитает думать, что его вовсе не было.
Но, наверное, если двое сражаются с драконом, у них есть шанс остаться людьми.
И жить долго и счастливо.
И умереть в один день.
"Мы разбиваемся"
Фло/Микеле
читать дальше
Вздох сожаления на губах,
Зависли в неправильных городах,
Звонки телефонные под луной,
Границы условные – я с тобой.
Последние несколько месяцев Фло кажется, что он живет в черно-белом немом кино с саундтреком из собственных песен, которые он пишет везде, где угодно: в метро, по дороге в студию, в трамвае, возвращаясь вечером домой и торопливо вбивая в мобильный телефон случайное влетевшие в голову строчки, дома, упрямо выкидывая сигареты в мусорное ведро и с отчетливым лязгом устанавливая джезву на плите.
Ему всерьез начинает казаться, что люди вокруг него молчат и все свои эмоции, все свое невысказанное говорят ему жестами, мимикой и выражением глаз. Фло хватает. Он нервно кивает, ищет в кармане мелочь, чтобы купить пачку, а потом вспоминает, что бросил курить и тихо, хрипло матерится.
Ему почти никто не звонит и не пишет. Икар, напоминая об очередной репетиции или записи, Тамара, чтобы узнать, как у него дела… И, пожалуй, все. Честно говоря, Фло даже наплевать, он давно уже перестал воспринимать мобильный телефон, как средство общения с кем-либо, только как средство быстрой, случайной связи. А городской отключили за неуплату уже пару месяцев назад, Флоран тогда банально забыл заплатить, но так и не удосужился это сделать – смысла не видел.
Каждый вечер, когда Фло запирает дверь в квартире и идет ставить чайник, наступает абсолютная тишина, разбиваемая лишь звуком его шагов. В такие секунды Фло становится почти страшно и начинает предательски щемить где-то внутри грудной клетки. Он внезапно, но очень отчетливо понимает, чего именно ему не хватает, какой еще весенний витамин необходим вдогонку к веренице разноцветных баночек, которые однажды притащила Тамара, и которые так и стоят на кухне, запечатанные.
И однажды Фло не выдерживает и тянется за мобильным телефоном.
Ему кажется, что с момента последней встречи прошла какая-то сумасшедшая вечность, заполненная отрывочными воспоминаниями и безотчетной тоской. Сумасшедшая вечность, целая зима и еще чуть-чуть. Снег выпал и растаял, а тоска осталась, и никуда от нее не деться, не убежать, как не убежать от себя самого.
Ему кажется, что с момента последней встречи, когда они осторожно пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны, что-то переломилось пусть не в душе, но в жизни. Сломалось что-то, с отчетливым мерзким хрустом, с которым ломаются кости. Сломалось, разбилось и более не срослось и не склеилось. И наступило немое кино, черно-белые молчаливые кадры, фальшивые улыбки, придуманная, неправильная жизнь. И тишина в голове, ветер, с восторгом бьющийся о стенки черепной коробки, порой приносящий туда обрывки мелодий, ритмов и рифм.
У Фло спрашивают что-то про Микеле, он торопливо отвечает, улыбается, а потом, вернувшись домой, судорожно тянется за мобильным телефоном, на ощупь набирает номер, лишь для того, чтобы, прижимая трубку к уху, снимая джезву с огня, услышать такой родной, рассыпчатый, до боли знакомый смех.
«Приезжай» зачем-то шепотом просит Фло. «Приезжай, мне кажется, я сломался».
странное
Вот уже полторы недели Микеле живет в обнимку с пустым телефоном. Этот старый аппарат, родом из какого-то далекого и прекрасного детства, стоит на полу и пугает окружающих своим жизнерадостно-оранжевым цветом. Микеле сидит на полу рядом, поставив телефон себе на колени, крутит в руках пластмассовую трубку и машинально ковыряет отросшими ногтями старый, потрепанный паркет. Он точно помнит, какая из половиц заскрипит, если пройти от стены до двери в коридор, но проблема в том, что вставать с пола и выходить в коридор итальянцу совершенно не хочется.
Вот уже полторы недели Микеле живет в обнимку с пустым телефоном. Если приложить трубку к уху, можно услышать гудок, если набрать на упрямо отказывающемся вертеться диске номер телефона, можно поговорить с таким родным и близким человеком, но телефон все равно абсолютно и безвозвратно пуст. Потому что Микеле никогда не наберет и не поговорит.
Когда он сидит вот так, на полу, подтянув колени к подбородку и задумчиво разглядывая корпус старого телефона, Микеле начинает казаться, что он персонаж какой-то дурацкой, не особо интересной, но почему-то цепляющей истории. Возможно, он даже живет где-нибудь в середине семидесятых, и уставший автор печатает на машинке продолжение его душевных метаний, а потом по этой книжке, в цветной обложке, снимут фильм, и на него будут ходить девочки лет пятнадцати и плакать над финальными титрами, а он, он, главный герой этой чертовой мелодрамы, обречен вечно сидеть на скрипучем паркете, разглядывать телефон и думать о том, что было бы, если… Если. Просто если.
Вот уже почти две недели к Микеле никто не заходит. Он выключил мобильный телефон, ни разу не открывал ноутбук и запер на всевозможные замки входную дверь. Он хотел остаться в одиночестве – он и получил его, но не учел, что одиночество, как страшный дракон, рано или поздно съедает того, кто рискнул в него окунуться, а те случайные счастливчики, умудрившиеся убить дракона, вынуждены влачить свое жалкое существование в шкуре зеленого чешуйчатого гада, имя которому – одиночество.
Микеле одинок. И это делает его практически счастливым.
Ему нужно писать альбом, иногда он даже вспоминает об этом нелегком бремени, и тогда на обрывках клетчатых тетрадных страниц появляются случайные строчки, наброски и внезапные рисунки, образы; а иногда вся страница, от первой до последней клетки, заполняется одним единственным именем, и от каждого прикосновения мягкой шариковой ручки к бумаге, у Микеле появляется ощущение, что он пишет собственной кровью. И собственными чувствами.
«Фло, Фло, Фло, Фло, Фло, Фло…»
Умереть можно. А можно жить. Долго и счастливо. И умереть в один день вместе со своей упрямой гордостью, страхами и одиночеством.
Сквозь тонкие занавески в комнату пробиваются лучи солнца, образуют на темном паркете какой-то причудливый узор, Микеле хватается за бумагу, чтобы зарисовать его. Телефон с ощутимым грохотом падает на пол.
Несколько секунд итальянец сидит, не двигаясь, потом прикусывает губу и тянется к оранжевому аппарату. Номер набирается медленно, будто нехотя, будто дает еще время остановиться, подумать. И передумать. Но Микеле уже не думает.
- Фло? Фло… Я… это… ты можешь приехать? Я тут песню написал. Пожалуйста.
Это «пожалуйста» он выдыхает тихо, почти неслышно, а потом мгновенно кидает трубку на рычаг, будто она вдруг стала ядовитой змеей. Он страшно боится услышать ответ, а потому предпочитает думать, что его вовсе не было.
Но, наверное, если двое сражаются с драконом, у них есть шанс остаться людьми.
И жить долго и счастливо.
И умереть в один день.
"Мы разбиваемся"
Фло/Микеле
читать дальше
Вздох сожаления на губах,
Зависли в неправильных городах,
Звонки телефонные под луной,
Границы условные – я с тобой.
Последние несколько месяцев Фло кажется, что он живет в черно-белом немом кино с саундтреком из собственных песен, которые он пишет везде, где угодно: в метро, по дороге в студию, в трамвае, возвращаясь вечером домой и торопливо вбивая в мобильный телефон случайное влетевшие в голову строчки, дома, упрямо выкидывая сигареты в мусорное ведро и с отчетливым лязгом устанавливая джезву на плите.
Ему всерьез начинает казаться, что люди вокруг него молчат и все свои эмоции, все свое невысказанное говорят ему жестами, мимикой и выражением глаз. Фло хватает. Он нервно кивает, ищет в кармане мелочь, чтобы купить пачку, а потом вспоминает, что бросил курить и тихо, хрипло матерится.
Ему почти никто не звонит и не пишет. Икар, напоминая об очередной репетиции или записи, Тамара, чтобы узнать, как у него дела… И, пожалуй, все. Честно говоря, Фло даже наплевать, он давно уже перестал воспринимать мобильный телефон, как средство общения с кем-либо, только как средство быстрой, случайной связи. А городской отключили за неуплату уже пару месяцев назад, Флоран тогда банально забыл заплатить, но так и не удосужился это сделать – смысла не видел.
Каждый вечер, когда Фло запирает дверь в квартире и идет ставить чайник, наступает абсолютная тишина, разбиваемая лишь звуком его шагов. В такие секунды Фло становится почти страшно и начинает предательски щемить где-то внутри грудной клетки. Он внезапно, но очень отчетливо понимает, чего именно ему не хватает, какой еще весенний витамин необходим вдогонку к веренице разноцветных баночек, которые однажды притащила Тамара, и которые так и стоят на кухне, запечатанные.
И однажды Фло не выдерживает и тянется за мобильным телефоном.
Ему кажется, что с момента последней встречи прошла какая-то сумасшедшая вечность, заполненная отрывочными воспоминаниями и безотчетной тоской. Сумасшедшая вечность, целая зима и еще чуть-чуть. Снег выпал и растаял, а тоска осталась, и никуда от нее не деться, не убежать, как не убежать от себя самого.
Ему кажется, что с момента последней встречи, когда они осторожно пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны, что-то переломилось пусть не в душе, но в жизни. Сломалось что-то, с отчетливым мерзким хрустом, с которым ломаются кости. Сломалось, разбилось и более не срослось и не склеилось. И наступило немое кино, черно-белые молчаливые кадры, фальшивые улыбки, придуманная, неправильная жизнь. И тишина в голове, ветер, с восторгом бьющийся о стенки черепной коробки, порой приносящий туда обрывки мелодий, ритмов и рифм.
У Фло спрашивают что-то про Микеле, он торопливо отвечает, улыбается, а потом, вернувшись домой, судорожно тянется за мобильным телефоном, на ощупь набирает номер, лишь для того, чтобы, прижимая трубку к уху, снимая джезву с огня, услышать такой родной, рассыпчатый, до боли знакомый смех.
«Приезжай» зачем-то шепотом просит Фло. «Приезжай, мне кажется, я сломался».
Мы разбегаемся по делам
Земля разбивается пополам
Мы разбегаемся
Земля разбивается
Мы разбиваемся
Земля разбивается пополам
Мы разбегаемся
Земля разбивается
Мы разбиваемся
@темы: Mikelangelo Loconte, Florent Mothe, Фанфикшн
-
-
22.04.2012 в 23:04-
-
22.04.2012 в 23:15-
-
23.04.2012 в 07:29вам спасибо) я старался)
sovy6ka,
вооот, я старался именно это и показать)
рад, что понравилось)
-
-
10.05.2012 в 22:37Куча-куча эмоций!!!
но мне все-таки хочется проды! нельзя такое прекрасное творение оставлять с таким,чуть ли не грустным, концом((
-
-
10.05.2012 в 22:43амрр, я рад, что понравилось)
но оно и задумывалось короткой зарисовкой, без продолжения)
-
-
10.05.2012 в 22:51ну ничего, переживу)) Спасибо за кучу эмоций