Glinda the Good Witch of the North (та, которая носит Диор, а не черт знает что)
Меня тут сейчас съедят, но это еще не новый фанфик, а старый ^___^
Автор: le roi soleil.
Бета: жантиль
Название: Intenable insomnie
Пейринг: Сальери/Моцарт
Жанр: ангст, драма, deathfic
Рейтинг: R
Дисклеймер: Вольфганг Амадей Моцарт принадлежит культурному наследию Австрии, Антонио Сальери - культурному наследию Италии. Аминь.
Предупреждение: Полное перевирание исторических фактов, намек на однополые отношения между мужчинами и ангст беспросветный совершенно.
Intenable insomnieПальцы легко перебегают по клавишам фортепиано, рождая безупречную, изящную мелодию. Музыкант перешел с Allegro maestoso на Andante, музыка зазвучала нежнее. Нота к ноте, звук к звуку, она была совершенна, проникая в самое сердце и заполняя собой небольшую полутемную комнату.
Внезапно музыка прервалась, огарок свечи полетел с фортепиано на пол, когда музыкант с силой ударил кулаком об инструмент. Комната погрузилась во тьму, через зарешеченное окно проникал яркий лунный свет, освещавший лицо сухого, изможденного старика. Острые черты его лица были искажены гримасой боли, из-под крепко зажмуренных век текли слезы, губы была закушена до крови.
В коридоре послышались шаги, голоса, звякнули ключи, послышался звук отодвигаемого засова и в комнату вошел человек с фонарем.
- Господин капельмейстер, что-то случилось? - в голосе вошедшего не было и тени беспокойства, скорее подозрение.
- Концерт для фортепиано до мажор, я помню его, он играл его при мне. Мне никогда не сыграть так, как он. Вы знаете, как он играл? Ах, ну конечно же не знаете, ведь вам было всего лет десять, когда он умер. Но нет-нет, он не умер! Вы слышите, музыка жива! Пока музыка жива, он жив! И тело не было найдено, я не пошел за гробом, а надо было. Он не умер, не умер, но я виноват в его смерти. Вы слышали когда-нибудь его игру? Ну конечно же не слышали. 1791 год, вот так-то, а я все помню, помню, как вчера. Вы послушайте, послушайте! - глаза старика безумно блестели в свете фонаря, его било крупной дрожью. Вошедший подал знак головой кому-то позади него и тут же из темноты выступили два охранника, которые грубо схватили музыканта и уложили его в постель, пристегнув руки и ноги кожаными ремнями к каркасу. Они молча вышли из комнаты и встали по обе стороны от дверного проема.
- Вам надо успокоиться, господин капельмейстер, а то будет больно, как в прошлый раз, помните? Вы же не хотите, чтобы было так же больно? - изрытое оспой лицо санитара склонилось над кроватью, где больной сразу стих и интенсивно замотал головой. - Ну вот и отлично. Спите спокойно, синьор Сальери.
Дверь со стуком захлопнулась, послышался звук задвигаемого засова и скрежет ключей. Шаги постепенно стихли.
Доктор называл это "чувством вины, повредившим рассудок", священник - "терзаниями грешной души". Но Сальери знал, что они неправы. Им никогда не понять, он не убийца, он хуже. Он предатель, он осквернитель. Как он мог бросить его, как он мог позволить ему умереть. Как он мог позволить его телу пропасть без вести.
"Покайтесь, брат мой, и вам станет легче и адское пламя, сжирающее вашу душу, поутихнет" - говорил священник каждый раз. Но исповедь не могла помочь, это было не Божье возмездие, нет-нет, это он не мог простить его. Не мог отпустить его. И Сальери словно горел заживо, каждый день, каждую минуту. И даже когда он попытался прекратить свои муки, он сделал так, что Сальери не смог перерезать горло до конца. Моцарт не отпускал его, он мстил.
А доктор со священником просто заблуждаются, думал Сальери.
Сколько он здесь? Он потерял счет дням. Кто он? Он помнил смутно. Он писал музыку? Но он не мог вспомнить ни одной своей мелодии. Зато он помнил все произведения Моцарта и играл их каждый день до полного изнеможения на фортепиано, которое доктор разрешил привезти из его квартиры на Кольмаркт.
А иногда потрескавшиеся стены камеры растворялись и он был в Бургтеатре на опере и перед оркестром стоял Моцарт и дирижировал, а Сальери кричал ему, но из горла его раздавался только хрип. А однажды Моцарт возник перед ним, рассмеялся и побежал; и Сальери пытался догнать его, но куда семидесятилетнему старику до тридцатипятилетнего мужчины.
А иногда он видел в своей комнате двух мужчин, смутно ему знакомых. Один был высоким, черноволосым и темноглазым, говорившим с заметным итальянским акцентом. А второй был невысоким, хрупким блондином с голубыми глазами, который говорил то на немецком, то на итальянском. Они спорили, разговаривали, иногда просто молчали. А Сальери кричал им с кровати, но они его не слышали. Они приходили каждый день и каждый день Сальери ждал их, терзаясь от того, что не мог узнать их. Однажды они говорили о чем-то вполголоса, блондин периодически срывался на крик, он был вне себя. И когда спор достиг своей высшей точки, черноволосый мужчина внезапно притянул его к себе и поцеловал, сперва яростно, а потом нежно. И Сальери смотрел с каким доверием прижимается к нему блондин и воспоминания нахлынули на него бурным потоком. Видения исчезли, на кровати сжался в комок немощный старик, сотрясаемый рыданиями.
Он вспомнил все, вспомнил Вену сорок лет назад, вспомнил Гофбург, Бургтеатр и свою квартиру на Кольмаркт. Вспомнил небольшую квартиру на Раухенштейнгассе, в стенах которой навеки останется Реквием и 5 декабря 1791 года. Он вспомнил живые, излучавшие тепло глаза Вольфганга. Вспомнил, как они блестели, когда он был счастлив и каким отчаянием и горем они зачастую наполнялись. А ведь он мог сделать так, чтобы отчаяния и горя в жизни Вольфганга стало меньше, но не сделал. Он вспомнил легкие, красивые руки, словно летавшие над клавишами и так изящно державшие смычок и скрипку. Смеющийся Вольфганг, плачущий Вольфганг, разгневанный Вольфганг, раздраженный Вольфганг, словно излучающий сияние во время исполнения своих произведений, танцующий Вольфганг, только его Вольфганг - калейдоскоп потретов мелькал перед глазами Антонио и его сердце словно сочилось кровью внутри него от многочисленных ран. А вот он видит отражение в глазах Моцарта - это он сам, надменный и холодный, который "ничем не может ему помочь". Вольфганг в гробу, бледно-серый, неестественно спокойный. Похоронные дроги, медленно удаляющиеся по занесенной дороге и бездомная, облезлая собака, с воем идущая за ними.
Это было невыносимо, Сальери взвыл, вцепившись в край кровати, все тело пронзала невыносимая боль, он словно горел заживо. Морщинистые щеки стянуло от слез, Антонио хрипло дышал, без остановки молясь и глядя на распятие на стене напротив. С распятия на него смотрел Вольфганг, и его голубые глаза сияли через всю комнату.
Новый приступ боли пронзил старика, он молил Моцарта о смерти, молил, чтобы огонь, так нещадно терзающий его, наконец угас. Молил, чтобы тот простил его, за подлость, за безразличие, за зависть, за любовь. А горло словно сжало раскаленными тисками и каждое слово давалось с невыносимым трудом, во рту пересохло, губы кровоточили, он не мог открыть глаза, в которые словно насыпали соли.
Внезапно он почувствовал прохладные руки на груди у сердца, на лбу, легко касающиеся век и гладящие его по поредевшим седым волосам.
"Отпускаю" - раздался тихий голос.
Огонь погас, остались тлеть лишь угли.
"Отпускаю. Прощаю." - из сердца словно одну за другой вынимали раскаленные иглы, теперь каждый его удар не причинял невыносимой боли.
"Прощаю все, прощаю гордыню, прощаю зависть, прощаю все интриги." - прохладные руки коснулись шеи, легкие словно расправились, теперь каждый вдох был наслаждением.
"Ты сумел подавить их, ты сумел очистить от них свое сердце, ты любил, прощаю." - холодные губы коснулись лба, острая, невыносимая, пульсирующая боль бесследно исчезла.
"Отпускаю тебя, Антонио." - наступила абсолютная тишина, не нарушаемая даже звуком дыхания старика, лежащего на старой кровати в углу.
Старик был мертв.
На его лице было какое-то подобие улыбки, которое не заметят завтра ни санитары, опускающие тело в гроб, ни священник, читающий заупокойную молитву за спасение его души.
Он будет горячо молиться за душу этого старого грешника, даже не подозревая, что все грехи ему уже отпущены.
Автор: le roi soleil.
Бета: жантиль
Название: Intenable insomnie
Пейринг: Сальери/Моцарт
Жанр: ангст, драма, deathfic
Рейтинг: R
Дисклеймер: Вольфганг Амадей Моцарт принадлежит культурному наследию Австрии, Антонио Сальери - культурному наследию Италии. Аминь.
Предупреждение: Полное перевирание исторических фактов, намек на однополые отношения между мужчинами и ангст беспросветный совершенно.
Intenable insomnieПальцы легко перебегают по клавишам фортепиано, рождая безупречную, изящную мелодию. Музыкант перешел с Allegro maestoso на Andante, музыка зазвучала нежнее. Нота к ноте, звук к звуку, она была совершенна, проникая в самое сердце и заполняя собой небольшую полутемную комнату.
Внезапно музыка прервалась, огарок свечи полетел с фортепиано на пол, когда музыкант с силой ударил кулаком об инструмент. Комната погрузилась во тьму, через зарешеченное окно проникал яркий лунный свет, освещавший лицо сухого, изможденного старика. Острые черты его лица были искажены гримасой боли, из-под крепко зажмуренных век текли слезы, губы была закушена до крови.
В коридоре послышались шаги, голоса, звякнули ключи, послышался звук отодвигаемого засова и в комнату вошел человек с фонарем.
- Господин капельмейстер, что-то случилось? - в голосе вошедшего не было и тени беспокойства, скорее подозрение.
- Концерт для фортепиано до мажор, я помню его, он играл его при мне. Мне никогда не сыграть так, как он. Вы знаете, как он играл? Ах, ну конечно же не знаете, ведь вам было всего лет десять, когда он умер. Но нет-нет, он не умер! Вы слышите, музыка жива! Пока музыка жива, он жив! И тело не было найдено, я не пошел за гробом, а надо было. Он не умер, не умер, но я виноват в его смерти. Вы слышали когда-нибудь его игру? Ну конечно же не слышали. 1791 год, вот так-то, а я все помню, помню, как вчера. Вы послушайте, послушайте! - глаза старика безумно блестели в свете фонаря, его било крупной дрожью. Вошедший подал знак головой кому-то позади него и тут же из темноты выступили два охранника, которые грубо схватили музыканта и уложили его в постель, пристегнув руки и ноги кожаными ремнями к каркасу. Они молча вышли из комнаты и встали по обе стороны от дверного проема.
- Вам надо успокоиться, господин капельмейстер, а то будет больно, как в прошлый раз, помните? Вы же не хотите, чтобы было так же больно? - изрытое оспой лицо санитара склонилось над кроватью, где больной сразу стих и интенсивно замотал головой. - Ну вот и отлично. Спите спокойно, синьор Сальери.
Дверь со стуком захлопнулась, послышался звук задвигаемого засова и скрежет ключей. Шаги постепенно стихли.
Доктор называл это "чувством вины, повредившим рассудок", священник - "терзаниями грешной души". Но Сальери знал, что они неправы. Им никогда не понять, он не убийца, он хуже. Он предатель, он осквернитель. Как он мог бросить его, как он мог позволить ему умереть. Как он мог позволить его телу пропасть без вести.
"Покайтесь, брат мой, и вам станет легче и адское пламя, сжирающее вашу душу, поутихнет" - говорил священник каждый раз. Но исповедь не могла помочь, это было не Божье возмездие, нет-нет, это он не мог простить его. Не мог отпустить его. И Сальери словно горел заживо, каждый день, каждую минуту. И даже когда он попытался прекратить свои муки, он сделал так, что Сальери не смог перерезать горло до конца. Моцарт не отпускал его, он мстил.
А доктор со священником просто заблуждаются, думал Сальери.
Сколько он здесь? Он потерял счет дням. Кто он? Он помнил смутно. Он писал музыку? Но он не мог вспомнить ни одной своей мелодии. Зато он помнил все произведения Моцарта и играл их каждый день до полного изнеможения на фортепиано, которое доктор разрешил привезти из его квартиры на Кольмаркт.
А иногда потрескавшиеся стены камеры растворялись и он был в Бургтеатре на опере и перед оркестром стоял Моцарт и дирижировал, а Сальери кричал ему, но из горла его раздавался только хрип. А однажды Моцарт возник перед ним, рассмеялся и побежал; и Сальери пытался догнать его, но куда семидесятилетнему старику до тридцатипятилетнего мужчины.
А иногда он видел в своей комнате двух мужчин, смутно ему знакомых. Один был высоким, черноволосым и темноглазым, говорившим с заметным итальянским акцентом. А второй был невысоким, хрупким блондином с голубыми глазами, который говорил то на немецком, то на итальянском. Они спорили, разговаривали, иногда просто молчали. А Сальери кричал им с кровати, но они его не слышали. Они приходили каждый день и каждый день Сальери ждал их, терзаясь от того, что не мог узнать их. Однажды они говорили о чем-то вполголоса, блондин периодически срывался на крик, он был вне себя. И когда спор достиг своей высшей точки, черноволосый мужчина внезапно притянул его к себе и поцеловал, сперва яростно, а потом нежно. И Сальери смотрел с каким доверием прижимается к нему блондин и воспоминания нахлынули на него бурным потоком. Видения исчезли, на кровати сжался в комок немощный старик, сотрясаемый рыданиями.
Он вспомнил все, вспомнил Вену сорок лет назад, вспомнил Гофбург, Бургтеатр и свою квартиру на Кольмаркт. Вспомнил небольшую квартиру на Раухенштейнгассе, в стенах которой навеки останется Реквием и 5 декабря 1791 года. Он вспомнил живые, излучавшие тепло глаза Вольфганга. Вспомнил, как они блестели, когда он был счастлив и каким отчаянием и горем они зачастую наполнялись. А ведь он мог сделать так, чтобы отчаяния и горя в жизни Вольфганга стало меньше, но не сделал. Он вспомнил легкие, красивые руки, словно летавшие над клавишами и так изящно державшие смычок и скрипку. Смеющийся Вольфганг, плачущий Вольфганг, разгневанный Вольфганг, раздраженный Вольфганг, словно излучающий сияние во время исполнения своих произведений, танцующий Вольфганг, только его Вольфганг - калейдоскоп потретов мелькал перед глазами Антонио и его сердце словно сочилось кровью внутри него от многочисленных ран. А вот он видит отражение в глазах Моцарта - это он сам, надменный и холодный, который "ничем не может ему помочь". Вольфганг в гробу, бледно-серый, неестественно спокойный. Похоронные дроги, медленно удаляющиеся по занесенной дороге и бездомная, облезлая собака, с воем идущая за ними.
Это было невыносимо, Сальери взвыл, вцепившись в край кровати, все тело пронзала невыносимая боль, он словно горел заживо. Морщинистые щеки стянуло от слез, Антонио хрипло дышал, без остановки молясь и глядя на распятие на стене напротив. С распятия на него смотрел Вольфганг, и его голубые глаза сияли через всю комнату.
Новый приступ боли пронзил старика, он молил Моцарта о смерти, молил, чтобы огонь, так нещадно терзающий его, наконец угас. Молил, чтобы тот простил его, за подлость, за безразличие, за зависть, за любовь. А горло словно сжало раскаленными тисками и каждое слово давалось с невыносимым трудом, во рту пересохло, губы кровоточили, он не мог открыть глаза, в которые словно насыпали соли.
Внезапно он почувствовал прохладные руки на груди у сердца, на лбу, легко касающиеся век и гладящие его по поредевшим седым волосам.
"Отпускаю" - раздался тихий голос.
Огонь погас, остались тлеть лишь угли.
"Отпускаю. Прощаю." - из сердца словно одну за другой вынимали раскаленные иглы, теперь каждый его удар не причинял невыносимой боли.
"Прощаю все, прощаю гордыню, прощаю зависть, прощаю все интриги." - прохладные руки коснулись шеи, легкие словно расправились, теперь каждый вдох был наслаждением.
"Ты сумел подавить их, ты сумел очистить от них свое сердце, ты любил, прощаю." - холодные губы коснулись лба, острая, невыносимая, пульсирующая боль бесследно исчезла.
"Отпускаю тебя, Антонио." - наступила абсолютная тишина, не нарушаемая даже звуком дыхания старика, лежащего на старой кровати в углу.
Старик был мертв.
На его лице было какое-то подобие улыбки, которое не заметят завтра ни санитары, опускающие тело в гроб, ни священник, читающий заупокойную молитву за спасение его души.
Он будет горячо молиться за душу этого старого грешника, даже не подозревая, что все грехи ему уже отпущены.
@темы: Фанфикшн
-
-
02.04.2010 в 12:42-
-
02.04.2010 в 12:58-
-
02.04.2010 в 13:06Для меня новый. В свете прочитанных книжек - такое все живое и близкое.
Очень сильно все описано.
Дайте же уже и новый.
-
-
02.04.2010 в 13:12такточно, скоро будет!
-
-
02.04.2010 в 13:43ну ты что. такой правильный ангст. как можно его не любить!
-
-
02.04.2010 в 13:46-
-
02.04.2010 в 13:51-
-
02.04.2010 в 17:13-
-
02.04.2010 в 17:21-
-
02.04.2010 в 17:47но с удовольствием перечитала) написано очень здорово!!))
хотя ночью ждала нового творения)