Итак, мои пробы пера_))

[mozartofans]

Автор: Andorinha
Рейтинг: G
Пейринг: Наннерль/Сальери, Моцарт/Сальери
Жанр: Ангст и только ангст
Комментарии: Пытаюсь написать триллер_))
Статус: в работе

парам-пам-пам

Наннерль села на кровати. Она сбросила с себя пуховое одеяло и обняла колени. В её комнате было тепло и тихо. Но Наннерль не могла ни согреться, ни уснуть. Вечером Вольфи уговорил её выпить перед сном со всеми вина, чтобы лучше спалось. Глупый, он же знает, что Наннерль так плохо спит после вина. Впрочем, даже если бы она не пила вина, то не смогла бы уснуть.
Наннерль встала и подошла к окну. Вчера был бал, было так много людей, так весело, шумно... А сейчас во всей огромной усадьбе только четыре человека, не считая нескольких слуг. Она, Амадей, Констанция и... и герр Сальери. Антонио. При мысли о нем сердце Наннерль как будто сжала невидимая рука.
Нет сил, надо поговорить с кем-то. Наннерль подошла к ночному столику, зажгла свечу и подошла к часам. Половина второго. Вольфи не должен спать, он, наверное пишет музыку. Он не обидится, если отвлечь его. Наннерль накинула шелковый халат и направилась к двери. Проследовав через анфиладу комнат, она остановилась у очередных дверей. Из-под двери был виден пляшуший свет свечей.
-Вольфи, - Наннерль тихонько послучалась. -Вольфи, открой мне...
Послышались шаги. Вольфганг открыл дверь.
-Почему ты не спишь? - удивленно спросил он.
-Не могу... Можно я побуду с тобой.
-Можно конечно, - Вольфи не привык видеть сестру такой. - Ты весь день сама не своя, что-то случилось?
Наннерль села в кресло. Она задумчиво покачала головой.
-Просто поговори со мной.
-Наннерль, милая, ты влюбилась? - Амадей улыбнулся, и его взгляд ненадолго согрел замерзшую сестру.
Наннерль черезчур резко и нервно покачала головой, схватившись за левое запястье. Моцарт инстинктивно посмотрел на руки своей сестры. На левом запястье, на косточке, виднелся едва заметный синяк. Во рту у Амадея пересохло, сердце тревожно замедлило ход. Ему ли не знать, чьи руки оставляют синяки на запястьях? Ему ли не знать, кто вводит в такое смятение? Нет. Наннерль не должна знать этого, это было давно, он не при чем, он был пьян, он был одинок. Он был легкой добычей для этого демона, который скрывается внутри старого друг Антонио.
-Наннерль, это... - захотел спросить Вольфганг, но Наннерль быстро встала с кресла и выбежала за дверь. - Это же Антонио.
В голосе Амадея не было уже ни малейшей вопросительной интонации. Да, это его почерк. За дверью было слышно, как Наннерль побежала к себе.

Часть вторая, я бы сказала PG-13 и с явным налетом слэша.

Горничная разбудила Наннерль к завтраку. Хоть эта компания во время таких недельных кутежей вставала и завтракала поздно, Наннерль проснулась с большим трудом - полубессонная ночь дала о себе знать. Воспоминание о позавчерашнем бале, как крепкое вино, ударило ей в голову.
...Все были порядочно навеселе, она тоже. Герр Сальери пригласил её на танец. Во время танца он был не похож на себя и говорил какие-то странные вещи - что-то о её улыбке и о неуловимом взгяде, а она отшучивалась.
-Я вас не понимаю, герр Сальери, что вы имеете ввиду? - невинно улыбнулась Наннерль.
Сальери усмехнулся и продолжил танцевать молча. Когда танец закончился, он припер Наннерль к стене, до боли сжав её запястье, а другой рукой преградив ей путь к отступлению и тихо, отчетливо произнес:
-Я имел ввиду, фройляйн Анна, что вы - идеальная женщина. Неземная.
Дама, беседовавшая с другой, в иузмлении прикрыла рукой рот. Сальери отошел от Наннерль и, улыбаясь как ни в чем ни бывало направился к кому-то из знакомых...
Наннерль стояла у прикроватного столика и мяла в пальцах кусочек свечного воска, её мысли были не здесь. Антонио Сальери и его сумасшедшие глаза. Его голос. Небрежное движение, которым он поправляет волосы. Загадочный герр Сальери.
Пора спускаться к завтраку. Вольфи, ложно быть, всё уже понял. Нет, сегодня Наннерль не спустится к завтраку. Она позовет горничную, скажет ей, что чувствует себя плохо, запрет дверь и снова ляжет в кровать.
Через час раздался стук в дверь.
-Вольфи? - спросила Наннерль.
Вместо ответа снова раздался стук. Вот ведь несносный. Наннерль резко открыла дверь, уже собираясь прочитать брату отповедь. Но на пороге её комнаты стоял вовсе не любопытнай братец, а герр Сальери. Наннерль вспыхнула и плотнее запахнула халат. Впустить его? Кто-нибудь увидит. Он сумасшедший - ломится к ней в комнату, зная, что она сказалась больной.
Однако Сальери и не думал входить. Он прямо и нагло смотрел на смутившуюся Наннерль.
-Как вы себя чувствуете, фройляйн?
-Спасибо, неважно. Я не пойду гулять.
-Нет я только пришел узнать, как вы себя чувствуете. Это мой долг шевалье... - дьявольская усмешка.
Наннерль захлопнула дверь и повернула ключ. Она прислонилась к стене и закрыла лицо руками. Шагов по ту сторону двери не было слышно, Сальери не уходил.
"Наверное, я совсем ненормальная, - думала Наннерль. - Я что-то фантазирую себе. Этого не может быть. Это бред. Сейчас я оденусь и выйду со всеми гулять."
"Наверное, пора признаться себе, - думал Сальери, стоящий у немилосердно закрытых дверей. - Признаться в том, что я... что есть чувство. Чёрт возьми. Проклятые божественные Моцарты, как хочется ненавидеть их, но я слишком слаб. О, Наннерль."
Сальери сидел в своей комнате. Он чувствовал, что его силы на исходе, и нет сил притворяться равнодушным, спокойным, холодным, когда хочется кричать. Он посмотрел на свои руки. Когда-то в этих руках побывал Амадей... В тот вечер, навсегда оставшийся в памяти обоих, Моцарт был подавлен отказом одной из своих певичек - он всё принимал всерьез и всерьез хотел умереть... Но на следующий день начинал жить как ни в чем ни бывало. Амадей плакал, хватал Антонио за руки и говорил, что его жизнь кончена. Сальери, сходя с ума слушал голос друга, пьянея от него больше, чем от вина. Амадей был так близко и так далеко, хотелось разорвать тонкую ткань рубашки и броситься на это юное тело, хотелось изнасиловать его прямо здесь и сейчас.
-Антонио, чёрт возьми, как прекрасно что ты со мной! - Амадей был уже пьян. - Ты знаешь, я на днях написал симфонию - и хочу посвятить её тебе!
-Дружище, это слишком дорогой подарок для меня...
-Молчи и слушай, - Амадей неумеренно нежно прикоснулся пальцем к губам Антонио. Интересно, он знал, что это прикосновение чуть не свело с ума Антонио, или он был столь чист и наивен?...
Моцарт сел за клавесин и начал играть. Минор, аллегро, тревожно и прекрасно... Сальери казалось, что такую музыку написать невозможно, потому что это была музыка из самой глубины его души - его, Антонио, души, и Моцарт каким-то непостижимым образом смог записать эту музыку. Когда он доиграл, Сальери, не совладав с собой, схватил друга за плечи и поцеловал его в губы - сильно, сладко и больно. Раздевая на ходу, он тащил его в спальню. Самое невероятное, что Моцарт не только не сопротивлялся - он смеялся и откликался на действия Антонио, расстегивая и стягивая с него одежду. Это было чистое сумасшествие, прикосновения жгли кожу, и так нереально прекрасно было сжимать тонкое, драгоценное тело юноши... Сальери плакал, овладевая Амадеем. Плакал от восхищения и от сознания, что вряд ли это повторится. На удивление, они не только остались после этого друзьями, но и еще несколько раз встречались в постели, когда Моцарт искал утешения у своего друга. Впрочем, теперь Амадей женат и всё в прошлом.

В дверь постучали.
-Войдите, - бросил Антонио, недовольный тем, что его отвлекли от драгоценных воспоминаний.
На пороге появился серьезный Моцарт.

Ближайшие пару дней, возможно я здесь не появлюсь - не знаю, как будет с интернетом, т.к. уезжаю. Но, скорее всего, появлюсь с продолжением!

Нагнетаю страсти из заснеженного Берлина

-Я по поводу Наннерль.
-Да, что тебя интересует? - сухо и едко спросил Сальери.
-Антонио, я бы не хотел, чтобы моя сестра стала жертвой твоей очередной интрижки.
-Она уже большая девочка.
-Антонио, к сожалению, я знаю, чем это кончится, - тихо произнес Вольфганг, склонясь к Сальери.
Сальери предупреждающе вскинул руку.
-Не смей прикасаться к моему сердцу. К сожалению, я знаю, чем это кончится...
Антонио резко поднялся с кресла, насмешливо и холодно чмокнул Моцарта в щёку и направился к двери. Взявшись за дверную ручку, он повернулся:
-Собирайся на прогулку. Сегодня прекрасная погода.
"Вот и всё, - подумал Моцарт. - Я не смогу остановить ни его, ни её. и к чему это только приведет..."
Погода была и впрвду чудесной, начало мая выдалось солнечным, сухим и теплым. Мужчины с увлечением разговаривали о музыке, а дамы шли позади под руку. Констанция была в хорошем расположении духа, часто шутила и смеялась, а Наннерль отвечала на её шутки задумчивой улыбкой.
-Господи, что с тобой сегодня, Наннерль? - в конце концов спросила Констанция. - Ты не выглядишь больной, но с тобой что-то не так. Может, ты влюбилась?
-Какие глупости, Станси!
Наннерль покраснела.
-Ну-ка, и кто же наш герой? - не унималась жена Моцарта.
Ответа не последовало, Наннерль только немного нахмурилась.
-А-а-ах, - лицо Констанции озарилось догадкой, - кажется, я знаю...
-Станси! Станси! Подойди сюда! - Моцарт, остановившийся с Сальери у пруда, махал жене рукой. - Станси, смотри, утка с утятами снова здесь!
Констанция, такая же непосредственная, как и ее муж, забыв о своих догадках относительно Наннерль, помахивая зонтиком, быстро направилась к пруду. Наннерль же, наоборот, замедлила шаг - её сердце билось так, что ей казалось, будто это заметно окружающим. Моцарт уже увлек жену ближе к берегу, а Сальери, заметив удачно отбившуюся от компании Наннерль, пошел к ней. Она подняла глаза. Быстро бившееся сердце остановилось, руки Наннерль, несмотря на теплую погоду, похолодели. Она остановилась. Сальери встал как-то сбоку от неё, не глядя на неё. Повисла нервная, тяжелая пауза. Наннерль чувствовала, что она на грани обморока. Её обезумевшее сердце стало биться так, что он чувствовала боль. Нет, не само присутствие герра Сальери сводило её с ума, а... чувство, которое она испытывала. Сладкая смесь страха и притяжения, и оба чувства совершенно непреодолимы, они закручивались в водоворот, вызывая у неё головокружение. Не думая ни о чем, Наннерль быстым шагом направилась к Вольфгангу и Констанции.
Оставшееся время прогулки она шла чуть поотдаль от веселившейся компании, не произнося ни слова и не улыбаясь. Она не знала, что за бесстрастно-уверенной маской Антонио Сальери скрывались те же чувства - сумасшедшее притяжение и страх перед прекрасной, чистой Наннерль.
К обеду она сумела взять себя в руки, и остаток дня уже Сальери ломал голову, как этой хрупкой, миниатюрной девушке так легко удается держать себя в руках. Вечером Наннерль смеялась и пила вино вместе со всеми, играла с братом в четыре руки и даже разговаривала с Сальери на каки-то пустячные темы. Констанция радовалась, что Наннерль повеселела, и только Моцарт в полной мере осознавал, что происходит с сестрой. Он по себе знал, что такое поведение - это последняя стадия сумасшествия, за которой следуют безрассудные поступки.
...Вольфганг открыл бутылку шампанского, облив себя и Констанцию.
-Ах ты негодник! - попыталась она выказать негодование, но сквозь её искренний смех это прозвучало неубедительно, - а ну-ка иди сюда!
Вольфганг прятался от неё за клавесин, а она пыталась его догнать. Сальери и Наннерль, казалось, вполне ладили: они наперебой делали ставки, кто же выиграет этот забег вокруг клавесина. Когда Вольфганг споткнулся, и пролил еще полбутылки на пол, Наннерль и Сальери от хохота рухнули в кресла. Сальери, не отдавая себе отчета, взял Наннерль за руку. Она с изумлением подняла на него глаза. С её лица не исчезла улыбка и она не попыталась высвободить руку. Происходящее казалось нереальным, и, как во сне, этот жест показался ей таким простым, чистым, естественным. Сальери замер. Сейчас. Сейчас.
Это длилось секунду, не дольше. Улыбка исчезла с лица Наннерль, оставив только изумление и едва видный, искусно спрятанный испуг. Она поспешно подошла к брату и попросила налить в её бокал шампанского. Вольфганг видел, как дрожала её рука.

Предупреждаю сразу - можете найти какие-нибудь убогие ошибки, т.к. я уже третий день изъяснюсь исключительно на смеси французского и немецкого.

Предпоследняя часть

Сальери сидел за столом в своей комнате. Он чувствовал то редкое состояние опьянения, когда нет дурноты и тяжести в голове, и музыка чувствуется глбуоко и ярко. В его голове роились ноты, он выхватывал их одну за одной и записывал на линованую бумагу, выправляя и подгоняя их. Его не покидало то самое заветное чувство: сейчас, сейчас, сейчас. Сейчас. Где-то внутри уже звучит мелодия. Скрипки, здесь вступает виолончель, неспеша, анданте - сейчас, сейчас, сейчас. Ну же. Откуда здесь до-бемоль? Всё же вино дает о себе знать.
Сальери не услышал, как открылась дверь. На пороге стояла она - Наннерль. Она улыбалась, и её глаза сияли нездешним светом. Наннерль головокружительно медленным шагом направилась к Антонио Сальери. Она отколола заколки, державшие шляпку, и шляпка полетела на кресло, за ней последовала легкая накидка, обнажив плечи Наннерль. Так же медленно она расстегнула пуговицы на талии, и юбка с кринолином остались на полу. Наннерль бесконечно приближалась к Сальери, теряя одежду - на ней осталась только тонкая нижняя блуза, корсет и чулки. Подойдя к онемевшему Антонио, она распустила сложный узел его галстука и отбросила шелковую ленту. Всё происходило невозможно медленно, но Сальери не мог двигаться. Он почувствовал её прохладные пальцы на ключице, Наннерль склонилась к нему... Из руки Сальери выпал и разбился бокал.
Он проснулся.
О, дьявол. Неужели просто сон. Антонио огляделся. Наннерль нигде не было. Он поднес руку к шее - галстук был на месте. Как больно ранят такие сны, слишком похожие на реальность.
До-бемоль. И всё-таки оно на правильном месте.

В это время Наннерль спускалась по лестнице, чтобы выйти на улицу. Невозможно уснуть, сердце бьется до боли. В такие ночи ей помогало только одно: она выходила из дома и до рассвета бродила по парку или саду.
На улице было тихо и тепло, сладко пахло какими-то цветами, и откуда-то издалека едва слышался голос соловья. Как спокойна и прекрасна природа, и так больно внутри, что хочется тихо-тихо заплакать. Она не знала, от кого пытается уйти: от себя или от герра Сальери, хотя, кажется, она уже очень хорошо понимала, что не хочет отдаляться от него - наоборот, стать ближе, чтобы их руки снова соприкоснулись. Их руки, плечи и губы. Их тела.

Je suis heureuse de vous representer la partie finale... В общем, развязка.

за время, пока Сальери дремал, две свечи на столе догорели почти до подсвечника и уже очень слабо освещали комнату. Чистой бумаги в комнате не осталось, а идти сейчас к Вольфгангу за листами совсем не хочется. Сальери нервно хрустнул пальцами и поднялся с кресла, чтобы размяться после неудачного сна. Он прошелся по комнате и встал у окна, вглядываясь в темноту. Кажется, впереди бессонная ночь...
Окно комнаты выходило на парадный подъезд, и, вглядывась в темноту, Сальери заметил какое-то светлое пятно, двигавшееся по дорожке от крыльца. Антонио до боли напряг глаза: не померещились ли эти знакомые плечи под легкой накидкой? Нет, не померещились - это без сомнения она - край юбки попал в тусклое пятно света, падавшего из окна на первом этаже. Сейчас. Сейчас или никогда.
Сальери сбегал по лестнице, на ходу надевая камзол. Он распахнул тяжелую парадную дверь и спустился по ступням.
-Наннерль? - тихо позвал Сальери.
Она остановилась.
-Наннерль... Не уходи. Почему ты всегда убегаешь от меня?
-Вы прекрасно знаете почему, герр Сальери. Я не хочу стать вашей очередной жертвой. Очередным экспонатом вашей коллекции.
Её лица не было видно, но голос, давший дрожь, выдавал все её чувства. Сальери приблизился к ней.
-Наннерль... - слабое, беззащитное движение рукой, он коснулся её локтя.
Ничего не сказав и даже не посмотрев на него, она быстро пошла вперед. Ну уж нет, на этот раз Сальери не сдастся. Он пошел за ней, она ускорила шаг, он - тоже, и через минуту Наннерль уже бежала, придерживая руками кринолин. Каблуки её туфель уходили в землю, и она на ходу сбросила обувь. Получив небольшое преимущество в скорости, она скрылась за деревьями аллеи, и Сальери потерял её из виду. Что ж, теперь ей было ясно, что он неё хочет, если сейчас так пытается догнать. Это далеко не любовь, и живой она ему не дастся. Она не допустит ни единого прикосновения. Наннерль на секунду перевела дыхание и побежала дальше по аллее - скорее к дому, там она будет в безопасности. Сальери крутанулся вокруг своей оси и, нигде не увидев Наннерль, рванул наугад сквозь кусты, росшие вдоль прямой аллеи. Вырвавшись на аллею, Сальери благословил классицистический канон устройства парков: аллея была прямой, как стрела, и Наннерль в своем светлом платье никуда не могла скрыться. Она сумела сильно оторваться, но она не учла, что, может быть, ловкостью она и превосходила Сальери - но не скоростью. Теперь преимущество оказалось на его стороне, и он стремительно сокращал расстояние. Три, два, один - он цепляет рукой Наннерль за плечо, она спотыкается, он ловит её - один, два три - завязывается борьба, Наннерль упирается в его грудь тонкими руками, расцарапывает ему щеку, уворачиается, валит обоих с ног. Через несколько секунд Сальери сумел заключить её в объятие. Наннерль плакала и повторяла:
-Отпусти меня, отпусти, не трогай меня!
-Наннерль... Наннерль. Послушай, прошу тебя. Пожалуйста, Наннерль, - Сальери хотел, чтобы его голос звучал спокойно и уверенно.
Кто бы знал, сколько усилий он прилагал для этого. Моцарт любил говорить, что в нём сидит демон, и в эту секунду Сальери очень отчетливо чувствовал когти этого демона, рвущегося наружу. Наннерль перестала плакать, но продолжала слабо упираться руками в его грудь.
-Наннерль, я люблю тебя. Я не прошу от тебя ничего. Я не могу ничего просить, если ты меня не любишь, - руки Сальери ослабели, он отпустил Наннерль и сел на земле, закрыв лицо руками.
Наннерль отвернулась, она еще всхлипывала.
-Просто позволь мне любить тебя. Хотя бы иногда видеть, говорить с тобой. Хочешь, я сейчас пойду и застрелюсь? Просто чтобы ты знала, что я действительно люблю тебя.
Из его глаз потекли слёзы - Боже, когда он плакал последний раз? Ему казалось, что слезы едкой кислотой разъедают сердце.
-Простите, герр Сальери. Уже поздно. Мне пора идти.
Наннерль через силу поднялась с земли. Шаг, другой - боль такая, будто с тебя сняли кожу; слова режут слух и рвут душу на части, но верить нельзя. Судорожный вздох и еще одна слеза. Наннерль не такая. Она не поддастся... Кажется, поранена нога - но физическая боль отступает и блекнет под водопадом другой боли - более глубокой, рвущейся из самых сокровенных глубин души.
-Я умоляю тебя! - крик как удар ножом в спину.
Феерверки перед глазми. Новая вспышка боли. Где-то глубоко внутри лопнула, издав фальшивый звук, струна.
Наннерль повернулась назад. Нет, струна лопнула не внутри - это лопнула струна земного притяжения, и Наннерль с каждым шагом отрывалась от земли всё выше, она была уже невесома. Она упала на колени перед рыдавшим Сальери.
-О Боже мой, Антонио, - руки обивабщие шею.
Кровь на его щеке, сумасшедший взгляд, выбившаяся прядь волос, прикосновение губ - и больше нет ничего, звездное небо мигнуло и схлопнулось над головой.
Сальери переводил дыхание после поцелуя, как после погружения под воду. Он осторожно подхватил хрупкую девушку и поднялся с земли.
-Я отнесу тебя. Обними меня крепче.

Было позднее утро, заспанный и растрепанный Моцарт постучал в дверь Сальери. Никто не ответил, Моцарт постучал ещё раз, уже сильнее. Ответа не было. Вольфганг дернул дверную ручку: на удивление оказалось открыто. Внутри Моцартра ждал еще больший сюрприз - в обычно аккуратной комнате Сальери был полный разгром. Ноты в беспорядке валялись на полу, там же лежала пустая бутылка из-под вина, повсюду была разбросана одежда, почему-то изорванная и испачканная землей и травой. Через секунду Вольфганг осознал, что там была не только одежа Сальери. Из-за угла кровати виднелся криво сложенный на полу кринолин. Кринолин Наннерль. При ближайшем рассмотрении оказалось, что там же лежит корсет, чулки и другие детали туалета сестры. Нервно сглотнув, Вальфганг осмелился заглянуть за край балдахина. Наннерль и Сальери спали в обнимку, голова Наннерль покоилась на плече Сальери, а рука лежала на его груди. Было непохоже, чтобы она оказалась здесь не по своей воле. Моцарт тяжело вздохнул и покачал головой. Хотя, не он ли предвидел это с первого дня знакомства Антонио и Наннерль?