[mozartofans]

Если позволите - тоже положу немного своих драббликов, выковырянных из закромов родины)

Дисклаймер: не мое, ничего не мое, прямо жаль
Предупреждения: ООС, местами АУ, слэш

Название: ...
Герои: Флоран, Микеле

Этот таинственный город за окном еще с утра был Парижем, чарующим и гостеприимным. Всего несколько часов назад небо было испещрено белыми пятнами облачков, и девочка в той маленькой кофейне на углу, где он купил пару неожиданно очень вкусных круассанов - опять не ел с самого утра - восторженно смеялась: "Италия? О, здорово, мы с Диан были в Венеции. Смотрите, вот эта маска - оттуда." А сейчас на город упал туман. Знакомый и привычный, много раз уже за то время, пока он здесь живет, виденный - пейзаж размывается, теряет четкость, пропадает куда-то. Туман мягко струится с крыш, повисает пушистым сиреневым полотном на ветвях деревьев.
Флорана все еще нет, и пытаться высмотреть его в окно сейчас - гиблое дело. Однако Мике все равно сидит на подоконнике, отрешенно разглядывая стекло, словно одно это действие может как-то ускорить появление хозяина дома.
Глубокий вздох, пальцы тянутся к покрытому легкой дымкой стеклу и бездумно выводят на нем что-то.
---
Солнце. Сегодня оно, словно пытаясь наверстать упущенное, с самого утра по хулигански засылает десанты золотистых щекочущих лучей даже в самые укромные уголки дома. Все еще холодно, но, пожалуй, эту погоду уже можно назвать прекрасной. Даже твой квартирант, для которого "проспать всё, что проспать дадут" уже стало неофициальным, но свято чтимым девизом, подорвался утром куда-то, тараторя на ходу невнятно про Венецию и круассаны, которые Фло обязательно, обязательнообязательно должен попробовать. Растрепанные волосы его на сегодняшнем солнце золотились так, что никакой краски не нужно для создания образа. Увы, все сцены, на которых они выступают, крытые, и потому сегодняшнего солнечно-сияющего Моцарта Флорану придется наблюдать в одиночестве.
Восстановив еще раз в голове во всех деталях эту картинку француз, не сдержавшись, улыбается и думает, что "придется" - это, пожалуй, не слишком точное слово.
Нет, он не ждет возвращения Микеля, совсем нет. Просто у окна, выходящего на улицу, так удобно курить, задумчиво выдыхая сигаретный дым, и глядя как от твоего теплого дыхания окно понемногу запотевает, и на нем становятся видны следы: отпечатки пальцев возле ручки, разводы воды, какие-то буквы... Мот целенаправленно отогревает дыханием стекло и глядит на надпись до тех пор, пока она опять не исчезает.
"Ti amo"
О том, почему легкая улыбка становится такой широкой, Фло решает не задумываться. Тем более что по улице уже скачет обратно неугомонный Локонте, и солнечные зайчики в его волосах сияют нестерпимо ярко.


---

Название: Я сорвался
Герои: опять фломики

Микель умеет заводить публику, и делает это с удовольствием. Иногда Фло не может понять: осознает ли сам Мике, что он делает на сцене, или это неотъемлемая часть его характера, как и его бесконечная жизнерадостность и болтливость.
Как бы то ни было, но будоражить толпу Мике умеет. Умеет выходить из глубины сцены к зрительному залу, чтоб каждой из сидящих в нем девочек казалось, что он идет к ней. Умеет по детски и непосредственно смеяться и флиртовать с музыкантами прямо во время исполнения песни. Умеет скакать по сцене как пятилетний мальчишка, а потом устраивать такое, что те стриптиз-шоу, которые Фло несколько раз посещал по молодости, кажутся плоскими и пресными.
Даже если Микеля об этом не просить - он все равно будет заводить публику. Вот и сейчас он вытворяет с микрофонной стойкой что-то такое, от чего наверняка мутится в глазах у всей женской части зала. А возможно и не только у женской. Флоран сглатывает и пытается отвернуться, но все равно видит, как Локонте поводит бедрами в такт музыке, как облизывается, с улыбкой обводя взглядом всех присутствующих. Взгляд как раз останавливается на Фло, когда песня, наконец, кончается, и Микель, послав восторженно вопящей толпе воздушный поцелуй, идет в сторону кулис, подмигнув напоследок Флорану. Почему-то этот невинный жест окончательно добивает Фло, и он одним прыжком догоняя итальянца впечатывает того в стену подсобки.
- Мик, ты в своем уме вообще!? Ты можешь вести себя не как... - Микель вскидывает на друга удивленные глаза, и Флоран замолкает на полуслове.
- Прости. Я сорвался. Устал просто, похоже. - выдыхает Флоран после секундной паузы, и, развернувшись, идет в гримерку, пытаясь не замечать взгляда, сверлящего его спину.

Как ни странно Мике игнорирует тот случай, и в их общении все идет как шло. Как ни обидно, Микель по-прежнему заводит публику. И движется по сцене так, что не спасает даже выработанная уже за последнее время привычка на все выступления, на которых Фло пересекается с Микеланджело, таскать за собой гитару и изображать главного музыканта-аккомпаниатора страны. Есть на чем сосредоточиться, и есть причина смотреть в одну-единственную точку, не отвлекаясь на внешние раздражители. Как бы они ни раздражали.
В этот раз они выступают на открытой сцене, и потому Микеле перед выходом нацепил солнечные очки. Впрочем на данный момент он их уже успел сдвинуть на лоб, и теперь радостно подмигивает зрителям, поет песню девушкам из подтанцовки, заигрывая попутно с ними, обнимает барабанщика. Флоран упорно разглядывает гитару, и когда Микель подходит к нему - смотрит на Локонте старательно отрепетированным добрым-и-снисходительным взглядом. Микель радостно смеется и, подавшись вперед, вдруг целует Фло в нос.
Несколько девочек из публики радостно визжат.
После песни Флоран впечатывает Мике в стену подсобки и смотрит на это лохматое чудовище, пытаясь понять, почему такое поведение его друга сносит ему, Фло, крышу. Итальянец тоже смотрит на Фло, и французу кажется, что в глазах у того - любопытство и легкая ехидца.
- Я опять сорвался. - сухо выдыхает Флоран и идет упаковывать вещи.

На концерте, приуроченном к юбилею Фло, выступает, почему-то, почти один именинник. Мысль о том, что увеличение количества работы в качестве подарка - это как-то странно вяло проплывает в подсознании Мота, но почти сразу бесследно растворяется. Погода на улице идеальна, песни можно выбирать самые любимые, сцена уже завалена цветами, а одна самая смелая фанатка, прорвавшись сквозь линию охраны, успела что-то радостно пролепетать насчет поздравлений, чмокнуть Флорана в щеку и засунуть ему в петлицу маленькую розочку. Фло смеется и просит охрану, лихорадочно тянущую девушку обратно, не быть с ней слишком строгими.
Радостное настроение остается с ним и тогда, когда он идет в гримерку переодеваться. Поэтому он не сразу успевает сориентироваться, когда в лишенном освещения коридоре чьи-то руки уверенно хватают его - и он ударяется спиной о ближайшую стену, и приходит в себя только когда все те же руки уверенно выдергивают из петлицы цветок.
- Прости. Я сорвался. - слышит Флоран чуть различимый довольный шепот на ухо и чувствует, как щекочут ему лицо пряди волос, пахнущие солнцем и лаком.
Фло смеется, и ловит губы шепчущего своими, чувствуя, как те изгибаются в такой знакомой уверенной улыбке.


---

Название: Маскарад
Герои: эмм... Сальери =^^

Придворный капельмейстер его величества Иосифа II в очередной раз покрутил в руках листок бумаги и задумчиво фыркнул. Несмотря на предрождественские морозы и общую политическую обстановку, которая начинала потихоньку нагреваться, а скорее даже благодаря ним Вена жаждала праздника, веселья и танцев. Что и было предоставлено жителям города в виде торжественного бала-маскарада, посвященного одновременно дню рождения юного эрцгерцога Людвига (о да, в его возрасте каждый новый год жизни все еще встречается с радостью и гордостью, словно одно то, что ты снова дотерпел до этого дня - есть твое непреложное и весомое достоинство) и наступающему рождеству.
Придворные дамы в предвкушении уже успели перебрать каждая по первой сотне платьев, отвергнуть их и приняться за вторую сотню. Кавалеры заранее планировали список любовных побед, коии будут совершены ими на маскараде, нимало не смущаясь факту, что общее количество приглашенных дам много меньше объединенного же списка потенциальных побед.
Словом все шло прекрасно, и герр капельмейстер не мог понять только одного: при чем тут он? Однако злополучный листок бумаги, на поверку являвшийся письмом от самого императора лично, четко и недвусмысленно обязывал, а никак не приглашал композитора явиться в назначенный день ко двору. Тут рассказом о болезни не отделаешься. Тем более о болезни со столь странным именем, которая и болезнью на самом деле то не является, а является... чем?...
При первой встрече с Моцартом Сальери не думал о нем еще ничего. О да, восторженных отзывов хватало, но итальянец давно уже перестал верить мнению толпы. Как ее восторгам, так и ее ненависти. И потому с легким любопытством решил составить это самое мнение сам. И не пожалел. Слухи не имели ничего, совершенно ничего общего с истиной. Когда этот странный парень с нахальным взглядом перестал, наконец, радостно хихикая объяснять что-то на ухо очередной придворной нимфетке, небрежно поклонился, пытаясь запустить руку в парик - явно не привык их носить, этот жест скорее подойдет какому-то простолюдину с неприкрытой растрепанной шевелюрой - и, наконец, коснулся пальцами клавиш, Сальери понял, что пропал. Услышать совершенство хотя бы раз - это уже невыносимо. А слышать, как оно рождается прямо при тебе, сейчас, в окружении столь неподходящем для Абсолюта? Слышать, как музыка, достойная лишь ушей богов звучит здесь и сейчас, и длится, длится, длится... Мучая и захватывая, словно огромная приливная волна, сметая и унося за собой.
В себя Сальери пришел уже много позже того, как прозвучали, тая в воздухе, последние аккорды и слабые аплодисменты приученной к проявлению постоянного высокомерного снисхождения публики. Пришел в себя и порадовался двум вещам: тому, что сидит сейчас в тени, и никто не может оценить в полной мере насколько перевернула и оглушила его музыка юного гения и тому, что общие восторги и вариации термина "прелестно" никак не передают того болезненного ощущения причастности к Совершенству, которое возникает при звуках музыки Моцарта.
Они не поймут истины до конца, и пусть, пусть не понимают. Это будет только для него, только его. Пусть.
О том, что с "болезнью" его что-то не так, Сальери начал задумываться много позже. Когда взгляд сам ловил на любом светском рауте знакомую фигуру, расхаживающую по залу под руку с очередной пассией. Когда в ответ на ехидное "Ааа, герр капельмейстер. Вы же у нас знатный музыкант, возможно Вы захотите оценить и отрецензировать мое творение?" он не отмахнулся с презрительным лицом от этого кривляющегося шута, а забрал листы с партитурой. И провел длинную бессонную ночь с ними в обнимку - только ради пары-тройки небольших пометок. Увидев которые, впрочем, Моцарт расцвел и вскинул удивленные глаза на Антонио: "Но друг мой, так же гораздо лучше". Рассмеялся, пылко обнял и убежал куда-то, оставляя итальянца переводить дыхание и возвращать на лицо в очередной раз слетевшее выражение отрешенности и снобизма.
В общем болезнь по имени Моцарт Сальери диагностировал у себя совсем недавно, и пока плохо представлял, что с ней делать. Поэтому маскарад был совершенно не ко времени. Впрочем никаких особых требований в поведении на нем капельмейстеру не предъявляли, поэтому он просто постарается не быть втянутым ни в какие забавы. В идеале - просто выпьет вина. В одиночестве. Решено.
Залы дворца встретили композитора шумными воплями и реками спиртного. Маски на лицах сидели крепко, и потому гости могли позволить себе легкие вольности. "Пока легкие" - с этой мрачной мыслью Сальери, взяв бокал вина, отошел в сторону, дабы не мешать веселящимся и оглядел зал. Среди всех девичьих фигур, кружащихся сейчас в танце, его внимание привлекла лишь одна. В ней не было той грациозной статности и утянутой корсетом осиной талии, что столь популярна была сейчас среди знати. Сплошная маска наглухо закрывала ее лицо, лишая возможности оценить его привлекательность. Однако в ней были легкость, живость и непосредственность, что так мало сейчас ценились при дворе, но так прекрасно смотрелись на фоне остальной толпы.
Сальери вздрогнул, понимая, что он слишком задумался. И что та маска смотрит сейчас на него, лукаво наклонив голову. Впрочем уже не смотрит - идет к нему.
Капельмейстер оглянулся в поисках спасения, но, увы - сзади была стена, а перед ним - объект его любопытства. Уже бесцеремонно поймавший его за руку и тащащий в круг танцующих.
Композитор попытался открыть рот, чтобы что-то сказать, но приложенный к его губам палец и звонкий смех заставили его умолкнуть не произнеся вслух ни слова. Впрочем танцевала его спутница превосходно, и Сальери уже начал малодушно подумывать, что один единственный вальс - это не так плохо. Слабовольные мысли тут же рассеялись, когда маска, схватив капельмейстера за руку, вытащила его в соседний зал. Однако, вопреки опасениям, там пусто и тихо, а спутница не собирается набрасываться на него ни с предложениями развратной вакханалии, ни с предложениями руки и сердца. Маска, словно прочтя его мысли, снова заливисто рассмеялась, и Сальери тоже не может не улыбнуться - в ответ своим мыслям и этому смеху.
Спутница замирает, глядя на его лицо - действительно, герра придворного капельмейстера сложно застать за таким странным занятием, как улыбка - и тянется рукой к его губам, тут же ее отдергивая. Сальери тоже поднимает руку, пытаясь коснуться маски, но не успевает. Его спутница перехватывает запястье композитора и сама приподнимает свою маску ровно настолько, чтоб открыть нижнюю часть лица. После чего, резко подавшись вперед, накрывает губы Сальери своими: горячими и слегка обветренными. В этот момент воздух в легких у герра капельмейстера почему-то заканчивается, и он может только беззвучно смотреть, как маска отступает на шаг, смеется опять: лукаво и заразительно и выбегает прочь в круговерть танцующих.
Глядя вслед удаляющейся фигуре Сальери, наконец, вдыхает... и не может не позволить себе улыбнуться снова. Для чего стоило так беречь свою маску, если этот смех он давно уже узнаёт и способен различить из тысячи.
И возможно болезнь герра придворного капельмейстера вовсе не нуждается в лечении?
... а костюм, как и следовало ожидать, совершенно дурацкий.